Курская сага: история репрессированной семьи
В прошлом номере мы обещали рассказать о курянке, которая провела 14 лет в сталинских лагерях. Но Клавдия Ивановна в последний момент отказалась от встречи. Очевидно, страх, годами насаждаемый в обществе, еще жив в людях.
14 лет за отказ энкавэдэшнику
Не помогло обещание не называть ее фамилию и фамилии ее обидчиков. «Нет! Не хочу об этом говорить, вдруг меня пенсии лишат. Думаете, все позади? Посмотрите, сколько несправедливости творилось, но ведь никого за это не посадили», – говорила 92-летняя курянка. Ее история такова. Молоденькая Клава имела несчастье понравиться сотруднику НКВД. Он стал ее преследовать, угрожая арестом. Не поддалась. Посадили вначале на 4 месяца. За что, так и не поняла. Вернулась домой – домогатель тут как тут. Клава не захотела его видеть. Последовал новый арест по 58-й статье, ссылка в Красноярский край на 14 лет. Отсидела по полной. Вернулась и молчала. Потом смерть Сталина, реабилитация. Лишь получив на руки свое дело, курянка узнала, что именно из знаменитой «политической» статьи ей вменялось в вину.
Но есть люди, которых не сломили страшные испытания. Историю своей семьи согласилась поведать секретарь курской Ассоциации жертв политических репрессий Лариса Соснова. От сталинского режима пострадали мать и отец Ларисы Ивановны, ее тетя и дядя
Ночной арест
СемьЯ крупного комсомольского работника Ивана Гулиенко переехала из Курска в Воронеж, когда наша губерния вошла в состав Центрально-Черноземной области. Иван Алексеевич работал завотделом обкома ВЛКСМ, был избран секретарем парткома, ездил в Москву делегатом на несколько съездов комсомола. По воспоминаниям дочери, с последнего, 17-го, вернулся каким-то печально-озабоченным. Дети, конечно, не знали, в чем дело.
Семья жила в двухкомнатной коммунальной квартире. Подрастали дочери Неля и Лора, старшей было 10 лет, младшей – 8. Жили дружно, весело. Отец был очень жизнелюбивым, открытым и добрым человеком. Любил природу, организовывал походы по грибы с семьями коллег и друзей. Часто в их маленькой квартирке оставались ночевать приехавшие на совещание в обком из районов. Мама добродушно ворчала на отца, но двери дома всегда были гостеприимно открыты.
Мартовской ночью 1937 года случилось страшное. В ту ночь НКВД проводило массовый арест. Взяли 40 человек партийно-комсомольской верхушки по обвинению в троцкистском заговоре и покушении на Сталина. Маленькая Лора проснулась, когда пришли арестовывать отца. Комнаты были проходными. Лора помнит, как мама спросила: «Иван, в чем ты виноват, что мне сказать детям?» Он обнял ее и сказал: «Дуся, я ни в чем не виноват. Пройдет время, и история о нас заговорит».
Малышка Лора, видя слезы матери и осознавая, что «дяди» хотят увести отца, тихонько выскользнула из постели, закрыла входную дверь и спрятала ключ под подушкой. Конфуз вышел, когда энкавэдэшники попытались вывести арестованного. Потом один из них заметил торчащий из-под подушки детский кулачок. Ручонку с силой разжали, отца увели
Записка в кармашке
ЕвдокиЯ, такаЯ же идейная комсомолка, как и муж, не могла поверить в несправедливость власти и начала обивать пороги следствия. Лора ходила за мамой всюду как хвостик. Однажды они даже увидели отца в окне тюрьмы. Наконец их пустили к следователю, старому знакомому отца по партийной работе. «Как ты мог арестовать Ивана, ведь вы же были друзьями! Сколько раз на рыбалку и по грибы вместе ходили! Неужели веришь, что он враг!» – возмущалась мама. Следователь вслух говорил казенные фразы, глазами и жестами умоляя ее молчать. Потом написал записку: «Забирай детей, и уезжайте поскорее!» Показав ее Евдокии, скомкал, разжевал и сунул в кармашек платьица Лоры, в надежде, что ребенка обыскивать не станут.
Но Евдокия не хотела понять страшную правду, даже когда их выселили из квартиры, дав угол на окраине Воронежа, на Чугуевке. Таких, как они, там было много: никаких отдельных комнат, сидели на своих узлах. Матери предложили публично, через газеты и радио, отречься от мужа. Она не согласилась, продолжая добиваться встречи с супругом. Наконец, свидание пообещали, приехала машина. Высадили Евдокию, не довезя до ворот тюрьмы. Она дошла сама и увидела свою подругу по несчастью, с той поступили так же. Не понимая, в чем дело, женщины постучали в ворота. Охранник через окошечко сказал: «Теперь вас двое, идите погуляйте пока». Не поняв, что это была очередная попытка спасти их, подруги возмутились. Пришедшая первой заявила: «У меня дома дочь 6-месячная, молоко пришло, надо кормить, а вы нас тут держите!» Они «добились» своего. Их впустили и больше не выпускали. Дочка той женщины попала в приют.
Кукла
Евдокии Гулиенко дали 5 лет лагерей. Бабушка, опасаясь, что детей отнимут (а такое случалось), по одной увозила девочек из Воронежа в Курск к родне. «У меня была очень красивая кукла – подарок отца, – вспоминает Лариса Ивановна – Он привез нам из Москвы две одинаковых, но у Нели ее украли во дворе. А я свою берегла. По дороге в Курск к нам подсел военный, друг отца. Все расспрашивал бабушку, что случилось, предлагал помощь, дал денег. В это время девочка, ехавшая в нашем вагоне, покушалась на мою куклу. Дело дошло до слез. Бабушка пожурила мою детскую жадность: мол, дай ей куклу, ничего с ней не случится. Отдала игрушку, военный усадил меня на колени. Увлекшись разговором, не заметили, как подъехали к Щиграм. Когда поезд тронулся, вижу, как девочка и ее мама удаляются, держа в руках мою куклу. Со мной случилась истерика. Бабушка и военный никак не могли успокоить, ведь это была последняя память об отце!» Глаза Ларисы Ивановны наполняются слезами.
Еще было обидно слышать оскорбления в свой адрес. Однажды девочка по поручению учительницы пошла узнать, почему одноклассник не пришел в школу, а его отец (дядя Вася) прогнал ее со словами: «Вон отсюда, троцкистка!» Потом в годы оккупации этот дядя Вася был старостой, и по его доносу немцы расстреляли тетю Ларисы Ивановны.
Упала в обморок, когда умер Сталин
Люди не верили в виновность Сталина. Всю войну семья Лоры прятала портрет вождя, аккуратно вырезав его из рамы и свернув в трубочку. А когда стало известно, что он умер, молодая учительница Лора упала в обморок от потрясения – так его любила. Директор школы, отпаивая ее в своем кабинете, говорил: «Что же ты, глупая, так переживаешь. Слава богу, больше нет этого тирана. Ведь он же стольких погубил, вот и твоих родителей тоже». «Что он такое говорит?» – недоумевала девушка. Только в 57-м году, когда родителей реабилитировали, Лора и Неля узнали, что отец не писал им, не потому что ему дали 10 лет без права переписки, как их уверяли. Его расстреляли в тюремном дворе через месяц после ареста. На этом месте теперь овощехранилище, установить точно, где захоронены расстрелянные, почти невозможно. Так что дочерям Ивана Алексеевича некуда даже положить цветы.
Не сойти с ума помогал только труд
Он так и не признал вины. С Евдокией свидание Ивану устроили в тюремном дворе. Вместе с другими женами она провела много часов, стоя в битком набитой камере. Ни сесть, ни лечь. Ноги гудели от напряжения. Вызвалась убирать тюрьму, в надежде повидать мужа – не удалось. А как-то их вывели на прогулку. По внешнему кругу ходили мужья, по внутреннему – жены. Иван побледнел, увидев Дусю в числе арестанток, спросил: «А как же дети?»
Его расстреляли. Евдокию отправили по этапу: Актюбинск, Акмолинск, последние годы отбывала в Карлаге. С ней сидели жены Молотова и Калинина. Спасал только труд. Многие сходили с ума. Условия были скотские. Много болела. Рядом была мужская зона «бытовиков», сознательно увечивших себя, чтобы не ходить на работу. Они подстерегали женщин, шедших на работу, и насиловали. Управы на них не было. Две красивые грузинки, чьей гордостью были роскошные длинные волосы почти до пят, осмелились написать жалобу Сталину. В ответ лагерная администрация устроила публичную моральную казнь. Женщин вывели в одних ночнушках перед строем заключенных, усадили на табуретки и обрили под машинку. С одной случился инфаркт.
Вернуться домой сразу после освобождения Евдокия Михайловна не смогла. Поехала в Новосибирск к брату мужа. Тот тоже только освободился. Увидев ее на улице, обрадовался и испугался одновременно: «Ты только к нам домой не заходи, Дуся». Однако помог невестке устроиться на работу в столовой. Шла война. После освобождения Курска Евдокия Михайловна наконец приехала к детям. Лагерь ее не сломил. Бывшая комсомолка-активистка осталась самой собой. Восстанавливала город, участвовала в строительстве Дома советов. Получила много грамот за свой труд. Уже пенсионеркой организовала летнюю детскую площадку на улице Верхней Луговой.
Ее дочь Лариса Ивановна очень похожа на маму. Несмотря на перенесенный обширный инфаркт, занимается общественной деятельностью. Секретарь Ассоциации жертв политических репрессий ведет активную работу по составлению Книги памяти репрессированных. Говорит: «Боюсь, что уходит из жизни поколение, а молодежь ничего не знает о том, как мы жили».
Марина КРАПИВНАЯ