Скандалы Курской губернии. Зверское убийство девушки расследовали 10 лет
Волосы девушки в крови, а также шуба и рубашка во многих местах, рот по обе стороны разрезан до челюсти, на лбу след от удара тупым предметом, затылок пробит, колотые раны на руках... Это не сцена из фильма ужасов. В мае 1813 года в Курской губернии жестоко убили дочь помещика. Расследование скандального дела (а там были и подкуп, и лжесвидетельствование, и даже попытка представить все как самоубийство) шло более 10 лет. Пришлось вмешаться императору Александру I, чтобы виновные были установлены и наказаны. Об этом и других громких делах в книге «Страницы истории Курского края» рассказали главный хранитель фондов Александр Зорин и заведующий экспозиционным отделом областного музея археологии Андрей Шпилев.
«Самые дикие выходки сходили ему с рук»
– Курскую губернию время от времени сотрясали скандалы, связанные с крупными взятками, грабежами, жестокими и таинственными преступлениями, – говорит Александр Зорин. – Некоторые случаи обсуждали годами. Но особо занимало умы курян в начале XIX века так называемое ширковское дело, получившее название по фамилии льговского помещика Федора Ширкова. Говорили о нем и за пределами Курской губернии. Краевед Анатолий Танков писал: дело дважды «решалось правительствующим сенатом, разбиралось в госсовете, для расследования был учреждён в Петербурге особый высший комитет из знатнейших сановников империи, в нем принимали участие всесильный тогда Аракчеев и сам император Александр I. Производство дела было облечено таинственностью и в сущности было загадочно».
Авторы «Страниц истории Курского края» пишут: «Губернский секретарь Федор Ширков из села Теребовля (Макаровка) происходил из старинного курского дворянского рода. Он был известен в равной степени как богатством, так и самодурством. Самые дикие выходки сходили ему с рук. Так продолжалось, пока утром 28 мая 1813 года в трех верстах от его имения на большой дороге из Льгова в Курск не нашли окровавленное тело девушки.
Труп лежал «кверху лицом с распростертыми руками, в женской шубе, в одной рубашке, в башмаках и без чулок, все лицо и волосы в крови, шуба и рубашка во многих местах окровавлена. Рот по обе стороны разрезан до самого состава челюстей и сверх разрезанною на верхней губе пониже носа с левой стороны прорезано ножом в двух местах, губы от зубов подрезаны, на лбу от удара тупым орудием почерневший знак, на голове на самом затылке пробита острым орудием или пулею кость и из раны вышло несколько мозгу, на правой руке выше локтевого сгиба проколоно троегранно охотничьим ножом...»
Жуткая картина. Вскоре установили, что это крестница Федора Ширкова – 18-летняя Мария Алтухова, дочь небогатого помещика. «Об их отношениях по уезду ходили определенные слухи, – читаем в книге. – Выяснилось, что в ночь убийства отец погибшей был пьян и спал в саду, а мать уехала в Курск. Возле тела на дороге отчетливо виднелись следы колес. Ширина колеи была такой же, как у дрожек Ширкова. И помещик этого факта не отрицал».
– Крестница имела ко мне горячую любовь, – писал он в объяснительной. – В ночь ее смерти посылал за нею дрожки с кучером и камердинером. Она пробыла у меня довольно долго, перед рассветом отправилась к себе в родительский дом. Возвратился кучер, сказав, что Алтухова, вынув из дрожек пистолет, застрелилась с отчаяния, не склонив меня на любовь.
Чиновники открыли в Ширкове неисчерпаемый источник дохода
С учетом травм само предположение о самоубийстве звучит дико. Но, видимо, Ширков был настолько уверен в безнаказанности, что озвучил такую версию. Началось следствие, мать девушки открыто обвиняла помещика в смерти дочери. Тогда он меняет показания, утверждая, что «несколько пьяных негодяев напали на Марию Алтухову, изнасиловали и убили». Даже появились свидетели, якобы наблюдавшие прощание Ширкова с Алтуховой. «А затем явились с повинной и сами убийцы – дворовый человек Захар Лобанов, однодворец Антип Борзенков, крестьяне Иван Сотников и Лягушкин, – сказано в книге. – Заявили, что пили всю ночь в кабаке, а потом встретили на дороге дрожки с барышней, вступили с ней и кучером в пререкания, набросились на них и расправились с девицей. При этом главная вина падала на Борзенкова и Лобанова, которые угрожали кучеру, насиловали девицу, а потом прикончили ее с помощью кистеня и ножа... Дело, казалось бы, полностью прояснилось, однако следствие не закрыли. Крестьянин Лягушкин вскоре исчез из документов, а место главного злодея стало отводиться «наемному венгерцу» Бодо, служившему в имении Ширкова. Однако допрашивать его было поздно: вскоре после убийства он уехал в Австрию. Это лишь усилило подозрения на его счет».
– Судейские чиновники открыли в Ширкове неисчерпаемый источник дохода, – поясняет Александр Зорин. – Они часто приезжали в его усадьбу, подолгу там жили за его счет, получали подарки. Переменилась судьба и камердинера помещика Пармена Филиппова. Он сам стал настоящим барином, жил в отдельных покоях, отдавал приказы крепостным, получил от Ширкова в подарок лошадей, экипаж и борзых собак, щедро тратил деньги в курских трактирах. Это не могло не вызвать вопросов о причине такой непонятной благосклонности к нему со стороны вспыльчивого и своенравного помещика. Кроме того, все заметили, что Ширков, живший прежде на широкую ногу и не имевший никаких долгов, принялся то и дело продавать свои земли, отдавать их в залог и просто брать взаймы крупные суммы».
Так продолжалось пару лет. Первой не выдержала жена Ширкова. Она подала прошение министру полиции, жалуясь на «притеснения и отягощения» со стороны судейских чиновников. В ответ на жалобу в Курск был прислан с проверкой коллежский советник по фамилии Геттун (позднее он снова появится в этой истории, – ред.). Судя по всему, встретил его помещик настолько хорошо, что следователь пришел к выводу: «Ширкову с его камердинером невозможно было умертвить Марию Алтухову».
Сколько бы судов ни шло – виновными признавали кого угодно, только не Ширкова. Дело даже рассматривали в Государственном совете – спустя шесть лет после убийства. Помещика обвинили в «законопротивной связи с девицей Алтуховой и очищение падающего на него подозрения в преступлении прелюбодеяния предоставить собственной его совести». Более того – Федор Ширков пошел на повышение: переехал в Санкт-Петербург, заняв видную должность при столичном генерал-губернаторе графе Милорадовиче.
«Главой же губернаторской канцелярии тогда был... тот самый Геттун, столь удачно решивший исход скандального дела, – поясняет Зорин. – Поговаривали, что услуги Геттуна стоили Ширкову ста душ крестьян. Правда, выгодное место в столице позволило льговскому помещику несколько поправить пошатнувшиеся денежные дела. Но радоваться было рано. Зимой 1820 года мать убитой девушки пешком (!) добралась из Льговского уезда до Петербурга, где добилась аудиенции у Александра I. Император, услышав историю, даже прослезился и велел возобновить дело. В Курск послали запрос с требованием предоставить сведения о личности бывшего губернского секретаря. В характеристике, данной губернатором, говорилось: «Ширков поведения непостоянного, навязчивого и склонного к сутяжничеству. Образ жизни его – предосудителен. По наследству ему досталось прекрасное состояние, но в настоящее время оно прожито».
«Лиша чинов и дворянского достоинства, сослать на каторгу»
«В августе 1821 года во Льгове с необычайной энергией начала работать новая следственная комиссия, – сказано в книге. – Через всесильного графа Аракчеева за ней наблюдал сам император. Заново нашли и опросили свидетелей, было выявлено «фальшивое составление при следствии земского суда допросов», ложность данных прежде показаний. По заключению комиссии, «бывшее следствие заключает в себе одну цепь ложных вымыслов, ухищрений и фальшивостей». Подтвердились и слова матери убитой девушки. Решающими стали показания кучера Щеплюхина и камердинера Филиппова, «который был доведен до такой степени раскаяния и сознания, что в день Преображения Господня, упавши в присутствии комиссии на колени, сознался во всем, содеянном им». В итоге было установлено, что Ширков любил Алтухову, «оказывал ей ласки и делал подарки», но затем стал ревновать к помещику Полкову. В ночь убийства он послал за крестницей кучера и камердинера, те доставили девушку к нему в дом. Он, будучи порядком пьян, «стал ругать Алтухову за отношения к Полкову...», велел камердинеру изнасиловать девушку в своем присутствии. Следствие отметило, что Филиппов не в первый раз выполнял подобное гнусное приказание своего барина. Придя в ярость, Ширков ударил Алтухову по голове тяжелым пресс-папье, потом стал колоть кинжалом. Камердинеру и кучеру велено было при этом держать жертву. Затем помещик приказал им вывезти тело. Когда они вернулись, Ширков пил с ними водку и учил, как отвечать на вопросы следствия. Решено было говорить, будто девушка застрелилась. Но когда тело осмотрели члены врачебной управы, то оказалось, что рана во рту оставлена не пулей, а «каким-то острым трехгранным орудием». Именно после этого Ширков быстро изменил показания и стал искать лжесвидетелей. Выяснилось, что некоторым крестьянам он грозил, что «сроет до основания жилища и усадьбы их и разорит семейства».
Получив доклад следственной комиссии, Александр I приказал учредить в Петербурге специальный комитет. Сенатор Нелединский-Мелецкий писал в ноябре 1822 года: «У нас в Сенате дело такое, которое до того меня занимает, что я ночи просиживаю, его читая; а оно на несколько тысячи листах и до крайности запутано. Смертоубийство сделано было назад тому 9 лет. Четыре человека сосланы на каторгу. Было новое следствие, для которого сосланные с каторги привезены и из них трое найдены невинными, а прямого преступника, во всей точности, ещё уследить не можно. Если спросить по совести, то каждый из нас его укажет; но для законного осуждения сего недостаточно». В январе 1823 года в присутствии протоиерея Петропавловского собора Ширкова призвали признаться и покаяться. Но никакие слова и доказательства не подействовали на обвиняемого. Ширков «лобызал святой крест, Евангелие и потир», падал на колени перед иконами, но упорно стоял на своей невиновности...
Только в октябре 1823-го состоялся окончательный приговор по этому бесконечному делу. Ширкова, признав виновным в убийстве, велено было, «лиша чинов и дворянского достоинства, сослать в каторжную работу», камердинера Пармена Филиппова как соучастника, « наказав плетьми 35 ударами, сослать в каторжную работу». Кучеру Степану Щеплюхину пришлось вернуться на каторгу. Осужденные прежде Сотников, Лобанов и Борзенков признаны были невиновными, получили в награду по 2000 рублей каждый.
Лиц, принимавших участие в производстве первого следственного дела, включая Геттуна, по высочайшему повелению уволили со службы «с тем, чтобы впредь никуда их не определять». Все время следствия, и даже отправляясь в Сибирь, Ширков упорно отрицал свою вину. Это произвело такое впечатление на его сына Валериана, что тот всю жизнь пытался добиться его оправдания и даже написал поэму «Загробный поэтический голос за невинно осужденного отца. Из семейного архива курского помещика». Сам же Федор Ширков, отбывая ссылку в Тобольске, жил там «в довольстве» и даже вторично женился. При этом его первая жена, Настасья Ртищева, «всю жизнь о нем заботилась, посылала ему лошадей, экипажи, деньги и трогательные письма».
Подготовила Елизавета ТАРАСОВА
Вверх▲
Отзывы читателей (0)
Написать отзыв▼
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 10 (1325) от 10 марта 2020 года
Роман Старовойт: «По Курску бегают бешеные маршрутки». Губернатор прокатился по городу на «ПАЗике»
В Курске на месте аварийных общежитий построят новые многоэтажки