Истории о курских колдунах
Пару лет назад «ДДД» писала о курском колдуне Уколе Фатееве, в XIX веке попавшем в руки местной Фемиды. По материалам областного Гос-архива, 26 августа 1870 году в деревне Киселево Белгородского уезда Курской губернии он, проходя по улице в изрядно пьяном виде, заявил двум крестьянкам: «Что кричать перестали? Кричите!» И что-то нашептал под нос. После этого обе стали регулярно впадать в беспамятство, днем и ночью крича «на голоса». Пришлось вызвать священника, служить молебен о здравии.
Порча на людей и коней
В том же году обострилось подобное заболевание у другой жительницы деревни, которым та страдала уже 4 года. Бедная женщина обратилась за помощью к Уколу. Местный маг стал лечить ее «нашептанной» водой. Перед применением как-то странно дул на нее, и с виду обыкновенная прозрачная жидкость вдруг становилась очень мутной, в воде появлялось что-то, напоминавшее болотную тину. Крестьяне заявили мировому судье, что Укол уже 8 лет насылает порчу на людей. А затем приходит на помощь, «исцеляя» их за хорошие деньги. Дело тянулось долго. На слушаниях в Курском окружном суде 22 сентября 1873 года всплыли дополнительные подробности деятельности Укола Фатеева. Еще в 1867-м Петр Корабельников выдавал замуж дочь, по старому курскому обычаю пригласив на торжество местного колдуна. Накормил Укола досыта лучшими блюдами, напоил допьяна. Настало время запрягать, а тот говорит: «Хоть пои, не пои меня, а сделаю так, что твоя лошадь не поедет». Конь вправду будто врос в землю. Петр стал упрашивать расколдовать животное. Укол сжалился: «Ну, бог с тобой, поезжай». И свадебный поезд тронулся.
Похожее чародейство было проделано и над лошадью крестьянина Василия Королева. Когда он возвращался с ярмарки, его встретил Укол, сказав: «Смотри, что сделаю с твоей лошадью». Дунул несколько раз в ноздри животному, добавил: «Теперь без матушкиной молитвы да без моей не поедешь». Хотя лошадь потащила телегу, перед этим она встала на дыбы, сломав оглоблю.
Врачи, приглашенные на заседание, в один голос утверждали, что суд имеет дело не с так называемой порчей или кликушеством, а с темным суеверием на почве нервных и психических расстройств. Сам Укол никакой «вины» не признал. Суд постановил оправдать колдуна, а судебные издержки возложить на российскую казну.
«Ворожит, шепчет и бобами разводит»
СлуЧай с Уколом не единичный. Одно из первых упоминаний о колдовстве в курском крае относится к началу XVIII века. В 1719 году беглый рекрут и разбойник Леон Федоров донес на помещиков Мозалевских. Из показаний следовало, что Антон Мозалевский «ворожит, шепчет и бобами разводит, угадывает верст за тысячею и болши, что делаетца, и знает про государя Петра I, когда будет или не будет удача на боях против неприятеля».
Подозреваемого по указанному Федоровым адресу не разыскали. Тогда на всякий случай «сыскали» всех курских Мозалевских и доставили в тайную полицию тех времен – Преображенский приказ. Но сколько не допытывались государевы служилые люди из карательного органа, ничего преступного не обнаружили.
Курские крестьяне зачастую подозревали в колдовстве умного, хитрого, малообщительного мужика. В этот круг, как правило, входили и сифилитики. Довольно редко подобные слухи опровергались, так как на селе колдун был огромной силой. Перед ним все заискивали, звали по отчеству, снимали шапку и кланялись, несли подарки и боялись гнева его домочадцев. На них старались не жаловаться властям – себе же в убыток.
В Тимском уезде в XIX веке из уст в уста передавали быль. Украла однажды жена колдуна у соседа два кочана капусты с огорода. Ее встретил хозяин, стал бранить последними словами. Но как только отнял у той кочаны, стало его трясти со страшной силою. Мужик быстро одумался, взмолился перед женщиной: «Возьми капусту-то, – а она не берет, – возьми, Христа ради!» Так она и ушла, даже не обернулась. Потом он до конца своей жизни ей в глаза не смотрел, а, завидев издалека, шапку долой.
Накануне свадьбы родня жениха и невесты отправлялась на поклон к колдуну. Его было принято зазывать самым первым. Во время застолья чародею подносили лучшие блюда, он восседал на почетном месте, иногда рядом с сельским священником. В противном случае, как гласила народная молва, колдун мог «сбесить» свадьбу, а тогда не избежать большой беды – торжество закончится рукопашной битвой односельчан.
Примечательный случай произошел как-то в Фатежском уезде в позапрошлом веке. Вздумалось одному колдуну испортить свадьбу из-за того, что пригласили на нее не его, а «коллегу». Как только свадебный кортеж – «тройка с бубенцами» – выехал за ворота, коренной жеребец сильно захрипел и рухнул замертво. Тогда другой колдун впряг собственную лошадь и силою своих чар заставил первого глотать падаль. Свадебный поезд между тем продолжил свой путь.
Проживали в Курской губернии не только злые, но и добрые колдуны. За ними ухаживали всем селом: поили, кормили, помогали по хозяйству. Добрый колдун выгонял беса, на худой конец, заменял его маленьким бесенком, причинявшим человеку меньше страданий. В народе сказывали: «добряки» помогали во время пожара, ссорили разбойничьи банды и шайки деревенских грабителей, накликали дождь или останавливали его... Но случись в хозяйстве селянина малейшая неудача – неурожай, недород, падеж скота – все чародеи без исключения попадали под подозрение.
Борьба с ведьмаками
Курские крестьЯне верили, что колдуны частенько отбирают молоко у коров и коз, то есть занимаются воровством. Так как застать колдуна за дойкой было крайне затруднительно, живая народная фантазия выдумывала всевозможные рецепты по «профилактике» таких труднонаказуемых преступлений. Например, на Ивана Постного не спали всю ночь, а ходили по огородам и рвали лук. С той же целью регулярно перепахивали дороги. Другим действенным, но весьма опасным способом считалась символическая экзекуция колдуна. Беднягу обычно приводили на сельский сход, надевали на него коровью шкуру, рога и секли, водя со двора на двор. В том же Фатежском уезде наиболее отчаянные мужики выслеживали подозреваемого во время дойки коровы и отсекали топором одну конечность. Но столь радикальный способ был чреват печальными последствиями для исполнителей: колдуны мстили, насылая страшную порчу.
Пожалуй, самой известной считалась порча «на пьянство». Колдун набирал из старой винной бочки червей и пускал их по улице. Того червячка, который поползет назад к кабаку, где стояла бочка, клали пьяному обидчику в стакан водки, давали выпить. Вскоре человек превращался в алкаша. Отворотного зелья на «винного червя» не существовало.
Иногда борец с колдунами начинал «сохнуть». Тогда, по народному поверью, поступали так: отодвигали стол в переднем углу дома и на этом месте купали. Под конец омовения обливали освященной водой 3 раза. Затем всю собранную при купании воду выливали на перекресток.
Порча – самое распространенное явление. Редкая сходка крестьян обходилась без выяснения самого актуального вопроса: «Кто виноват?» Колдунов узнавали по красным глазам, а «коренного» по хвосту. Еще смотрели в зрачок предполагаемому чародею. Считалось, если человека там нет или видно обратное отражение – значит, ведьмак. Зачастую сходки заканчивалась неожиданно. Так, в Тимском уезде у всех на глазах ветхий старичок ухватил молодку за грудь. Женщина вскоре захворала. Сельчане поняли, дедушка – колдун. Ему публично надавали тумаков и по совету другого колдуна заставили умыть больную. Хворь отступила.
Верили в Курской губернии, что на Пасху у ведьмака дым из трубы идет против ветра. Но лучше всех их определяли священники. На этот случай в кармане у попа лежало первое пасхальное яйцо, имеющее свойство открывать людей в их истинном виде. С его же помощью батюшка узнавал колдуна, если тот являлся в храм – у того вырастали рога, не видные простым смертным. Миряне в церкви смотрели через левое плечо, а колдун выказывал себя, стоя к иконам задом.
Убийство колдуна – трудновыполнимая задача. Курские разбойники жаловались друг другу, что порой стояли, словно окаменев, замахнувшись дубинами и баграми, а купец-колдун проезжал мимо на ярмарку. Иногда чародея все же удавалось убить окончательно. Для этого нужно было наносить удары по тени бездыханного тела. Но самым верным способом ликвидации колдуна крестьяне считали лишь сожжение.
По рассказам отдельных старожилов, в стародавние времена на окраинах Курска иногда поджаривали колдунов на кострах, держа с четырех сторон за веревки или цепи. От самосуда не оставалось и следа. Во время казни из пламени вылетали сороки, вылезали лягушки, ужи, пауки и прочие гады, которых сразу старались уничтожить огнем. Колдуна, умершего своей смертью, даже после похорон вырывали из земли, увозили в лес и там, обложив хворостом, предавали пламени.
Колдуны обычно не умирали естественной смертью. По убеждению курян, они жили дольше обычных людей, так как земля неохотно принимала их. На умирающего колдуна находит бешенство. Он мучается, бьется. Лишь на Пасху чародей умирает тихо. Людям нужно оставить его одного – колдун должен «сдать хозяйство». Обычно к нему подходят несмышленые внуки, жалея дедушку, и он тихо, без мучений умирает. Среди крестьян считалось, что колдовство можно передать собаке или кошке.
Умершего ведьмака, согласно поверью, на всякий случай клали ногами к иконам, иначе не умрет. На кладбище его несли головой вперед, чтобы «не нашел» дороги домой и «забыл» свои следы. В деревне Дубовой Щигровского уезда колдунов носили ногами вперед лишь до перекрестка, а затем поворачивали наоборот, предупреждая посмертный визит к домочадцам. Священник против обыкновения шел за гробом, а не впереди него. Клали колдуна в могилу на закат солнца, непременно лицом вниз. Иногда после смерти колдуны воскресали. В могилу забивали осиновый кол, чтобы колдун по ночам не бродил по кладбищу с человеческой головой, коровьей грудью, лошадиными ногами и козлиными копытами.
Случай в Фатежском уезде
В Фатежском уезде в 1888 году крестьяне узнали, что их родное село Троицкое Нижне-Реутецкой волости давным-давно заколдовано. Такой печальной новостью поделилась с ними односельчанка Евдокия Анпилогова. На женщину снизошло откровение: привиделся угодник Аркадий, поведавший, что полтораста лет назад в чистом поле незнамо кем был сделан «залом на хлебе». Вследствие этого колдовского акта в описываемое время в селе перестали водиться лошади и коровы. Но самое страшное состояло в том, что в августе Троицкое должно было провалиться в преисподнюю. Дабы этого не случилось, священнику надо было отслужить отдельный молебен, а людям – обойти село крестным ходом.
Слух перепугал крестьян, часть которых «встревожилась, а иные «пришли в уныние». Через несколько дней местный батюшка во имя народного спокойствия отслужил молебен и провел крестный ход, в котором приняли участие свыше 500 человек. Во время него Евдокия Анпилогова пела и плясала, иногда вдруг затихая и бормоча что-то невнятное. Когда батюшка освятил воду, она «повелела» себе самой раздавать ее. Многие односельчане оказались обделены. Евдокия находчиво обосновала свое решение: «Вы недостойны!» Слова произвели сильное впечатление. Многие, особенно женщины, уверовали в чудодейственные способности Анпилоговой. В секретном отчете о крестном ходе сообщалось: «бросали ей свои платки с целью исцеления от болезней, и та, подержав их в своих руках, возвращала обратно, как бы даровав желаемое исцеление от болезней».
На следующий день «раскрученная целительница» принимала многочисленных посетителей. Они терпеливо и сосредоточенно выслушивали ахинею, что несла Евдокия Осиповна, пытаясь потом воспроизвести откровения перед теми, кому не посчастливилось их услышать. Со всей округи к ней стали приводить душевнобольных. Она лечила их преимущественно ночью, во время причудливых молений, сопровождаемых задорной пляской. Месяц Анпилогова успешно «практиковала», не подозревая, что находится под негласным полицейским надзором, – каждую неделю уездный исправник посылал в Курск подробные отчеты губернскому прокурору. Когда властям надоела свистопляска фатежской крестьянки, завуалированная под целительскую деятельность, ее привлекли в качестве обвиняемой в преступлении, предусмотренном 938-й статьей «Уложения о наказаниях».
На допросах в губернской тюрьме Евдокия Осиповна объяснила, что с 20-летнего возраста страдает кликушеством. Как-то во время крестного хода на нее снизошло невольное желание плясать перед иконами. Она так и сделала, одновременно выкрикивая, что взбредет на ум. По поводу «откровения от Аркадия-угодника», ставшего причиной помешательства тысяч фатежских крестьян, она предпочла не распространяться.
Совокупность фактов убедила следствие в душевной болезни Анпилоговой. Ее подвергли освидетельствованию специально приглашенные из Фатежа врачи. Оказалось, они были знакомы с ней как с пациенткой. Двое пришли к заключению, что обвиняемая нездорова. Третий высказал предположение, что она, «страдая припадками кликушества, не может быть признана вполне здоровой, это не касается состояния ее умственных способностей». Кратковременность наблюдения не давала оснований для окончательных выводов, поэтому с 18 октября ее перевели в больницу. Там на протяжении нескольких месяцев Анпилогову наблюдали известные курские врачи. Они также не пришли к единому мнению. Больная вела себя на редкость тихо, в беседах с персоналом часто упоминая, что давно «играет на голоса».
14 февраля 1889 года дело Евдокии Осиповны Анпилоговой по представлению товарища прокурора Чигринцова в связи с прекращением предварительного следствия было закрыто. 37-летняя женщина отправилась в родное село, где ее ждали трое детей.
Петр ГОРБАЧЕВ
Вверх▲
Отзывы читателей (2)
Написать отзыв▼
Fidan
21 февраля 2008, 10:52e-mail: nice.girl.fidan@gmail.com, город: bakuprivet vi mojete mne cto-to rasskazat pro svoix kursax
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 09 (647) от 27 февраля 2007 года
большая политикасвятыняприятного аппетитабольной вопросчтобы помнилибогатства недр«прямая линия»какие люди!знай наших!искусстводругой взглядпроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияспортавтосалон
потребитель • рекламапотребительпотребительпотребитель
потребитель • рекламапотребительпотребительпланета загадокздоровьечкоздоровьечко • рекламапесочницапесочницапесочницапесочница • реклама
