Чудак Хармс считал Курск «открыточным городом»
В этом году русская литература отмечает большой праздник: 100 лет назад родился Даниил Хармс. Король абсурда, великий мистификатор, сумасшедший, гений – как только его ни называли. Впрочем, писатель сам стремился к такой репутации. Он честно признавался: «Меня интересует только «чушь» то, что не имеет никакого практического смысла».
Несуразности, как пишет об этом сам Хармс, начали преследовать его еще до рождения: «Папа женился на моей маме в 1902 году, но меня родители произвели на свет только в конце 1905 года, потому что папа пожелал, чтобы его ребенок родился обязательно на Новый год. Он рассчитал, что зачатие должно произойти 1 апреля». Что правда, а что вымысел в его автобиографии, как и во всей его жизни, понять сложно. Он придумал себе одежду и собственный алфавит, стихотворные заклинания и множество масок-псевдонимов.
Хармс не делал попыток печатать свои произведения, прекрасно понимая, что это невозможно. Зато по просьбе Самуила Маршака начал сотрудничать в детских журналах «Чиж» и «Еж», опубликовав в них стихи, которые стали детской классикой: «Иван Иванович Самовар», «Врун», «Из дома вышел человек», «Миллион» К середине 1930-х годов Хармс пишет для детей все реже. Переходит на прозу, которая день ото дня становится все мрачнее и саркастичнее. То, что большинству казалось «нормальной жизнью», Хармс представлял и описывал как кошмарный абсурд, не поддающийся разумному пониманию и объяснению. Писатель старался не только не публиковать свои творения, даже не давал читать их друзьям, боясь репрессий.
И все же настроения, образ жизни, даже внешний вид Хармса раздражали советских идеологов. Впервые Хармс был арестован в 1931 году и сослан в Курск. Он приехал 13 июля 1932 года и поселился в доме №16 на Первышевской улице (сейчас улица Уфимцева). Город был переполнен бывшими эсерами, меньшевиками, просто дворянами, представителями различных оппозиций, научной, технической и художественной интеллигенцией. «Пол-Москвы и пол-Ленинграда были тут», – вспоминали современники. Но Даниил Хармс был от него не в восторге. «Город, в котором я жил в это время, – писал он о Курске, – мне совершенно не нравился. Он стоял на горе, и всюду открывались открыточные виды. Они мне так опротивели, что я даже рад был сидеть дома. Да, собственно говоря, кроме почты, рынка и магазина, мне и ходить-то было некуда Были дни, когда я ничего не ел. Тогда я старался создать себе радостное настроение. Ложился на кровать и начинал улыбаться. Я улыбался до 20 минут зараз, но потом улыбка переходила в зевоту Я начинал мечтать. Видел перед собой глиняный кувшин с молоком и куски свежего хлеба. А сам я сижу за столом и быстро пишу Открываю окно и смотрю в сад. У самого дома росли желтые и лиловые цветы. Дальше рос табак и стоял большой военный каштан. А там начинался фруктовый сад. Было очень тихо, и только под горой пели поезда».
Хармс пробыл в Курске до начала ноября, в 10-х числах вернулся в Ленинград. В 1937-м его арестовали снова, и опять повезло: вскоре он был освобожден.
Трагедия существования все более проникала в тон его произведений – смех почти исчез, его заменил ужас. В июне 1941-го началась война, людей охватила паника. По рассказам близких, за необычную одежду Хармса не раз принимали на улице за шпиона. Уже в августе 1941 года он снова был арестован. А в феврале 1942-го супруге сообщили о смерти Хармса. По слухам, он умер в психиатрической тюремной больнице от голода. Но есть исследования, где утверждается, что Хармса расстреляли в тюрьме еще осенью 1941-го.
Инга ЛЕТОВА
Вверх▲
Отзывы читателей (0)
Написать отзыв▼
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 02 (588) от 10 января 2006 года
Нетленный лама загнал науку в тупик. Его тело живо спустя 75 лет после того, как он покинул мир