Покорение космоса: как все начиналось
Накануне 12 апреля, Дня космонавтики, интересно вспомнить, как она начиналась. Рассказывает летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза Павел Попович, близкий товарищ Юрия Гагарина.
29-летний летчик ВВС капитан Павел Попович оказался первым и старшим по возрасту из отобранных «по теме» кандидатов в отряд космонавтов. «Я служил в Подмосковье, на аэродроме Кубинка в пилотажной эскадрилье, – вспоминает Павел Романович. – Жили с первой женой Мариной в офицерском общежитии. Мы очень любили играть в городки. Делать-то нечего! Как-то под вечер играем, вдруг бежит дежурный из штаба: «Капитан Попович здесь?» А я – в трусах. Забежал домой, оделся. Иду и думаю: никогда вечером в штаб не вызывали. Вроде ничего не нарушал, не напивался...
Думал, в школу летчиков-испытателей берут. Но Евгений Анатольевич Карпов, наш будущий первый руководитель, сказал, что меня отбирают для прохождения медосмотра для полета на космических кораблях. Я чуть не упал со стула. Ведь в то время говорили, что человек туда только лет через 20 полетит! С Кубинки отобрали десятерых. А в космонавты попал я один. Дело в том, что до летного училища закончил ремесленное, техникум, имел гражданские специальности. Остальные ребята – лишь школу и летное училище. Пошли слухи, что на медкомиссии в Москве у самых здоровых находят скрытые болячки и вовсе списывают из авиации и армии. Вот товарищи и решили, что лучше остаться в ВВС...
Всего по Союзу отобрали около 3000 летчиков. Но после отсеивания в Москву на обследование попало 250 из них. А в первый отряд – всего 20. В Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале встретил Гагарина, Титова, других ребят. Говорить, по какому поводу попали в госпиталь, друг другу боялись. Но видя, что все проходим одни и те же издевательства (иначе это нельзя было назвать, нас там крутили до предела), по одной, так сказать, теме, придумали хитрую формулировку – «по теме». Даже стенгазету «Шприц» выпускали. Леша Леонов был главный редактор.
«Жены ждали нас, чтобы попасть в туалет»
– Вы прибыли в отряд космонавтов самым первым, а полетели четвертым...
– Ни отряда, ни центра подготовки еще не было. Получили приказ приехать в войсковую часть 14 марта 1960 года, в понедельник. Я же приехал раньше, в пятницу. Просто Кубинка оказалась ближе всех к Москве. У Центрального аэродрома стояли казармы солдат-строителей. Одну освободили для нас. Со старшиной таскали армейские койки. Кто-то жил в спортзале, спал на матах... У нас с женой была комната метров, наверное, 50 квадратных. Апартаменты: стояли лишь 2 кровати, никакой мебели! Пол был застелен газетами, на которых написано: стол, стул... «Ногами не наступать!»
Начальник политотдела, генерал-лейтенант Василий Яковлевич Клоков, боевой генерал, фронтовик, пошел в Моссовет: «Космонавтов надо где-то поселить». Ему отвечают: «Какие космонавты? Кончай! Это будет лет через 20!..» Цирк! Все удобства на улице. Туда же и солдаты ходят. Как женщине сунуться? Они, бедненькие, терпели, пока мы к вечеру вернемся. Кто-нибудь становился на стреме, не пускал солдат, а наши жены шли в туалет.
Еще в нашем распоряжении был маленький автобус. У него дверь водитель открывал рычажком. Однажды ехали с занятий на Ленинградском шоссе – бензин кончился! Водитель – раз! – шапку... Мы набросали денег, он взял ведро, тормознул кого-то на дороге, залил, поехали дальше. Так начиналась космонавтика! (Смеется).
Потом нас поселили в Москве в самом конце Ленинского проспекта. 2 семьи в 2-комнатной квартире. Нам с супругой, поскольку у нас уже Наташа была, дали комнату побольше, а поменьше, – Герману Титову с Тамарой. Зато радовались, когда переехали в лес под Чкаловск, а в 1966-м уже в Звездный.
Как готовить космонавтов, никто толком не знал. Решили заниматься спортом, изучать материальную часть, авиационную медицину, прыгать с парашютом. Когда речь зашла о прыжках, у нас сразу морды вытянулись. Летчики стра-а-ашно не любят вешать жизнь на тряпку. Как только объявляют это дело в полку, начинается: у того нога болит, суставы, жопа. Любые причины, лишь бы не прыгать!
Но руководитель, знаменитый парашютист, рекордсмен мира, полковник Николай Константинович Никитин задал такую программу, что вскоре мы сами просились – понравилось. К полету в космос подготовили 6 человек. Все сдали экзамены на «отлично». Между собой провели тайное голосование – в фуражку бумажки бросали. Все написали «Гагарин». Когда начальник центра Карпов спросил мое мнение, я сказал то же. Он удивился: «Думал, себя предложишь». – «Разве вы меня, украинца, первым пошлете?»
«Перенимали опыт балерины и акробата»
– Незадолго до полета мы с Юрой Гагариным прилетели на космодром, жили вдвоем в одной комнате, – продолжает Попович. – Только в предстартовую ночь Гагарин спал со своим дублером Титовым. О, сколько мы переговорили, перешутили, перебалагурили! Потому что он такой, как я. За словом в карман не лез.
Перед стартом Королев говорит: «Паша, будешь держать связь с Гагариным. Мы с генералом Каманиным официальные люди. А ты – его друг, ему будет легче говорить, будешь первым связистом». И я держал связь с Юрой, пока он сидел в корабле во время предстартовой подготовки. Все проверили, все нормально. Люк немножко был негерметичен. Починили. Юра успокоился, говорит: «Дайте музыку». Я ему: «Ландыши»?» Юра и весь ЦУП ка-а-ак грохнет! Наверное, ракета закачалась.
– Почему? Хорошая песня!
– Так мы ее как исполняли! (Поет.) «Ты сегодня мне принес не букет из алых роз, а бутылочку «Столи-и-ичную»... Заберемся в камыши, надеремся от души!.. Так зачем нам эти ландыши-и-и?» Потом, конечно, дали классику. Хорошую. Знали, что он любит. По-моему, Чайковского... Потом знаменитое его «Поехали!..»
У нас, следующих, задача была другая. Вначале летали всякие зверюшки – крысы, собаки, шимпанзе... Было замечено, что через 5–6 часов полета они ведут себя очень плохо. Наступает апатия, не пьют, не кушают. Почему? Ни хрена не понятно. Не расскажут же! Собачкам даже датчики вживляли в головной мозг. До одного места! Приземлится – бегает, прыгает, хвостом туда-сюда, рада... А не расскажет, что видела и чувствовала.
Перед полетом Титова встал вопрос: на сколько запускать? Предложили Королеву на сутки. «Ага, – говорит. – С ним что-то случится, что я буду делать? Кто ему поможет?» Решили действовать по ходу. Взлетел Гера. Ждем. Первый виток, второй, третий... Смотрим: Гера скис! «Как самочувствие?» – «Хреново...»
Кому-то из медиков пришла в голову мысль дать космонавту команду закрыть глаза и не двигаться. Полная неподвижность! Действительно, вроде лучше стало, зачирикал. Еще виток – опять ничего. – «Сутки выдержишь?» – «Выдержу!» И выдержал! Когда прилетел, мы его поставили, начали трясти... Вывод сделали правильный: под длительным влиянием невесомости вестибулярный аппарат начинает врать, мозг получает неправильные сигналы. Тебе надо наклонить голову вправо, кажется, что ты делаешь именно это, а на самом деле наклоняешь влево. Серьезная фигня!
Как сделали этот вывод, начали нас с Андрияном Николаевым и наших дублеров тренировать! Как в гестапо. Переняли опыт балерины, акробата, чего-то напридумывали. Издевались до полусмерти. Зато через 8 месяцев мы заявили: готовы сразиться с невесомостью. Приехала спецкомиссия. Когда нас начали крутить, некоторым членам комиссии стало плохо. А нам – хоть бы хны!
«Доложил: «Вижу грозу», а Королев решил, что у меня рвота»
– Перед полетом кораблей «Восток-3» и «Восток-4», на которых должны были лететь мы с Андрияном Николаевым, Королев сказал: «Вы, чуваш и украинец, совершаете первый в мире групповой полет. Это олицетворение дружбы народов СССР. Понятно?» В том полете, конечно, решалось много задач. Например, перехват космической цели... Но Королев предупредил Николаева, что, если через сутки полета он будет плохо себя чувствовать, я на следующий день не полечу, придется разбираться.
Только Сергей Павлович ушел, я Андрея за грудки: «Блин, помирай, но бодро говори, что все нормально. Взлечу, потом разберемся!» Летает. 4-й виток, 5-й, 6-й... Отлично! «Андрюша, Сокол, – говорю, – до встречи!» Назавтра он находился где-то над экватором, и я стартовал.
– Как все-таки Андриян Григорьевич чувствовал себя?
– Отлично. Мы натренировали вестибулярный аппарат. Все нормально, летаем. Разговоры с Сергеем Павловичем ведем о том о сем... Говорим: давайте потихоньку начинать... Надо было впервые попробовать выйти из кресла.
Вроде чепуха. Но в то время никто не знал, сумеет ли космонавт в условиях невесомости занять прежнее положение. Иначе хана – катапультироваться можно лишь с креслом! Королев поначалу боялся, не хотел проводить эксперимент, но мы все же уговорили. И Николаев первый в мире отвязался!
– A вы выходили из кресла?
– Да. На вторые сутки. Отвязался. И ни с места. Скафандр немножко раздуло, меня зажало в кресле. Говорю Андрею: «Не всплываю». – «А ты оттолкнись!» Я как оттолкнулся... А это же невесомость! К-а-а-к врезался головой в потолок! Хоть и в скафандре, все равно крепко ударился. Так больно, что тогда, в 1962-м, в космосе впервые прозвучали настоящие русские слова.
Через 3 суток моего полета (у Николаева – 4-е) Земля приняла решение нас сажать. Радиопереговоры космонавтов в принципе может слышать весь мир. А если, допустим, у тебя рвота, понос или еще что-то такое, о чем не очень-то прилично орать на всю Вселенную? Закодировали. И все это на последней странице бортжурнала записали. Рвоту обозначили словом «гроза». Другие неприятности – названиями цветочков.
Лечу над Мексиканским заливом, смотрю в иллюминатор: гром, молнии сверкают!.. Я, забыв о том, что записано в конце бортжурнала, давай стучать ключом: «Вижу грозу, молнии...» Блин, как начали меня долбать! «Попович, какую ты грозу видел?» – «Да обыкновенную», – ответил я и ушел с территории СССР.
Позже мне сказали, что на Земле срочно собралась государственная комиссия. Немедленно сажать Поповича! У него рвота! А в Хабаровске на пункте связи сидел офицер, служивший раньше у нас в ЦПК штурманом. Я уже где-то над Австралией шел, и вдруг он великолепно прорывается, слышимость отличная, и таким занудным голосом: «Бе-е-еркут, каку-у-ую грозу-у-у ты видел?» Тут до меня дошло, до балды. Как заору открытым текстом: «Метеорологическую! Обыкновенную! Самочувствие отличное, все хорошо!»
Меня все равно посадили бы – в корабле температура упала до 13 градусов. Еще ниже – аккумуляторные батареи могли отказать. Когда сели, Сергей Павлович говорит: «Я те покажу грозу!» При посадке, кстати, ничего такого... Страшно только: в корабле сидишь, в иллюминатор смотришь – а там же гудит! Температура 3–5 тысяч градусов. Плазма! Все горит! Пламя так и лижет все... Ничего не видно.
– А в кабине – барбекю?
– Нет, только потом, на Земле, где-то через час температура внутри корабля поднимается до 50 градусов. А так он прогревается медленно. Чувствую, перегрузки пошли на уменьшение. Гудение прекратилось. Только свист: вжик-вжик... Потом пошли парашютики – катапультирование – р-р-раз! 12 единиц тебе под попу врезало (резкая 12-кратная перегрузка), и ты отделился от корабля. Парашют раскрылся. Смотрю по дымам Караганды, что ветер дует в спину. Лучшего для приземления не придумаешь. Красота!
Гляжу вниз, насколько позволяет скафандр, – степь вокруг, никаких населенных пунктов. У меня дюралевая коробка с НАЗом (носимый аварийный запас). Там продукты, запас воды, спирт сухой и мокрый, рыболовные снасти, даже оружие – весит все это 40 кило. На 2,5 тысячах метров НАЗ отделился и повис внизу на 15-метровом фале, начал меня раскачивать. От этого парашют начал разворачиваться. Ветер 12 метров в секунду дует в лицо – может опрокинуть на спину – это конец!
Слава Богу, меня на попа поставило, парашют успел отстрелить, упал. Лежу. Подвигал руками-ногами, все вроде двигается. Спина тоже нормально. Долго корячился в скафандре, пока встал. Надо снять гермошлем – а у меня беда: 62-й размер головы, а проходное отверстие стандартное, под 58-й. Еле снял! Аж кровь пошла...
Появился самолет «Ил-14». Самолет меня не видит, а ни одна из двух радиостанций НАЗа не работает – ударил сильно! Тогда ракетами как начал жарить вверх! Самолет собирался сбросить команду медиков – 8 человек, они должны были оказать мне помощь. Но я знал, что ребята не очень опытные парашютисты – по 5–7 прыжков. Куда в такой ветер их кидать? Бегаю как угорелый, показываю руками: не надо бросать! Я живой, здоровый!
Но командир кидает «Ивана» пристрелочного – манекен на парашюте. И посыпались ребята. Вот была картинка! На земле бригада, которая должна оказать помощь космонавту, а тот бегает и гасит им купола, потому что ветер тащит по земле, сами не могут ни погасить, ни стропы отрезать... Подбегает доктор, подполковник. А у него поллица ободрано. Спрашиваю: «Йод есть?» – «Есть, Павел Романович». «Давай тебе помощь окажу!» Все со смеху так и легли.
– Когда поняли, что все обошлось, чего захотелось? Воды, водки, другие желания?..
– Ничего. Ни воды, ни выпить... У нас же спирт был. Хотелось погладить рукой землю. Что и сделал. Между прочим, ой, к-а-ак земля па-а-а-ахнет!
Владимир ШУНЕВИЧ, «ФАКТЫ»
Вверх▲
Отзывы читателей (0)
Написать отзыв▼
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 15 (653) от 10 апреля 2007 года
не май-месяцдо 16 и послезнай наших!больной вопросторг уместенстрой-ка
лицо города • рекламаспасай россию!на полкупроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияпроисшествияавтосалон
потребитель • реклама
потребитель • рекламапотребительпотребительпотребительпотребительпланета загадокпланета загадокздоровьечкоздоровьечко • рекламаХочу, чтоб бедра тоже худели! На ваши вопросы отвечает «Славянская клиника»®
здоровьечко • рекламаздоровьечко • рекламадела домашниедела домашние
дела домашние • рекламадела домашниедела домашниепесочницапесочницапесочницапесочница
