Начало войны в Курской области: воспоминания очевидцев
75 лет назад, 22 июня 1941 года, фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз. Началась Великая Отечественная война, которой суждено было продлиться долгих 1418 дней. О событиях того страшного времени вспоминают очевидцы – курский краевед Иван Егорович Монастырёв и Игорь Алексеевич Чертов, много лет возглавлявший информационно-вычислительный центр на заводе «Электроаппарат».
Хроники одного села
Иван Егорович Монастырёв рассказал о войне на примере отдельно взятого медвенского села Верхний Реутец. «В первый день во многих городах и селах прошли митинги, отражавшие решимость курян выступить на защиту Родины. Мужчины шли в военкоматы, требуя отправки добровольцами на фронт, женщины брали повышенные трудовые обязательства на предприятиях и в колхозах.
Так, Мария Семеновна Лащева писала в заявлении директору МТС (машинно-тракторная станция): «Я, жена Лащева К. В., горжусь, что моего мужа призвали в Красную Армию. Прошу принять меня на работу в качестве штурвальной на комбайне. Призываю всех женщин последовать моему примеру: заменить мужей, ушедших на фронт».
Механизаторы Вышнереутчанской МТС внесли в только что образованный фонд обороны 530 рублей, сдали заем 3-й пятилетки на 3580 рублей – по тем временам немалые деньги.
Уже в конце июня 1200 новобранцев пополнили ряды 89-й стрелковой дивизии, переброшенной из Курска на фронт. До сентября 1941-го только из Медвенского района было мобилизовано в армию более 10 тысяч человек.
Осенью по «Рыльскому шляху» в сторону трассы «Обоянь – Курск» гнали тысячи голов скота из западных прифронтовых районов. Немало животных, неспособных двигаться дальше, отставали, становясь добычей местного населения.
Позже по этой дороге шли сотни наших отступающих воинов – злых, грязных, небритых, голодных. Куряне оказывали им посильную помощь. Тысячи людей строили оборонительные сооружения, рыли окопы. Органы власти эвакуировались. Порой это приводило к трагедиям. Так, председатель сельсовета в своем кабинете застрелил активиста за отказ поджигать необмолоченные скирды хлеба.
В считаные дни безвластия народ растаскивал оставшуюся социалистическую собственность магазинов, школ, колхозов и МТС. Несли по домам сбрую, инвентарь, инструмент, товары, мебель, а также всё, что могло гореть – доски, солому... С полей и ферм пригоняли «бесхозную» скотину, забивали, разделывали и делили.
Коровы для нужд вермахта
С приближением зимы все население – от подростков до стариков – повалило в лес. На 3 километра от опушки до села тянулся длинной цепью обоз санок, груженных спиленным молодым кругляком. Те, у кого остались лошади, обеспечивали и себя, и родных, соседей, знакомых – зима ожидалась суровая.
Информации с фронтов не было. Газеты и радиопрограммы курянам заменили противоречивые слухи. Одни говорили, что фашист зашел далеко вглубь страны и с ним сражаются уже одни сибирские дивизии. Другие сообщали более обнадеживающие новости: Москву Гитлер взять не смог.
В Верхнем Реутце немцев не было ползимы. Зато как-то тихо и незаметно появились бывшие, дореволюционные хозяева домов, имений. Семья из Донбасса заняла здание сельсовета, еще один гость стал старостой, оборудовав штаб в колхозном клубе. На стены повесили плакаты на русском языке, изобличавшие советскую власть и пропагандировавшие новый немецкий порядок. Один из заголовков гласил: «Почему Германия побеждает».
Затем появились тыловые немецкие чиновники, приехавшие к старосте из волостного центра Медвенки по поводу сбора продуктов для армии. Рядом с офицером в длинной до пят зеленой шинели стояла стройная рослая дама в темно-коричневой шубе, берете, с массивной меховой муфтой на руках. Ее ярко накрашенные губы на бледном лице заворожили сельских подростков.
Были составлены списки хозяев рогатого скота по всем дворам. А в погожий морозный день перед клубом и сельсоветом с немецкой скрупулезностью комиссия устроила смотрины домашней живности. Забирали молодых упитанных коров. Даже горькие слезы отчаяния многодетных матерей не помогали...
Немецкие танки на улице
Весной вчерашние колхозники вели раздел общественных полей – каждый клин по спискам дворов, по жребию. Затем делили сенокосные угодья на холмах и склонах. А в один весенний день работавшие на земле люди оцепенели от неожиданности. На село двигалась колонна из более чем десятка немецких танков с крестами на бортах.
С ходу войдя в центр Реутца, они расположились в саду, танкисты разместились на постой в школе. Кроме немцев, были финны и австрийцы. Они прибыли провести дарованный командованием отпуск. Первыми по дворам пошли рыжие наглые финны, требуя дать «яйки, курка, млеко». Но стоило крестьянам произнести слово «офицер» – уходили. Наверное, вымогательство им запрещалось.
Сельские ребята крутились вокруг танков. Фашисты просили принести воды, почистить обувь и форму в обмен на кусочки мыла, газеты, картонки, сигареты. Танкисты держались обособленно от населения, чистили оружие, ходили строем, пели маршевые песни, в свободное время у пруда стреляли из пистолетов по лягушкам. Изредка посещали молодежный «пятачок» на улице, слушали русские песни, частушки, фотографировали. Один австриец собирал вокруг себя ребятишек, общался с ними на плохом русском, давал посмотреть в бинокль. Его прозвали «фашистский учитель».
Осенью через Реутец проходили части вражеской пехоты – «сборная солянка»: немцы, румыны, мадьяры. Своим видом и варварским поведением эти завоеватели вызывали омерзение у всех. К счастью, длился их визит недолго. Но пять бывших сельских активистов фашисты расстреляли якобы за связь с партизанами.
Освобождение
В начале февраля 1943-го на окраине села вдруг появились пять немецких всадников с автоматами в белых маскхалатах. Они заблудились при отступлении из Курска, уже освобожденного Красной Армией. Слезно уточняли у людей дорогу на запад, тыча пальцами в подробную карту нашей местности. Такую селяне видели впервые. А фрицы повторяли: «нахауз», «Гитлер капут»...
Днем позже приехали на лошадях наши разведчики, розовощекие от мороза, в светлых дубленках. Их окружили со слезами радости, наперебой рассказывали обо всем: и о расстрелах, и об угоне молодежи в Германию. Конечно, всех интересовал ход войны. Потом указали советским бойцам, куда ушли оккупанты.
В середине февраля 1943 года 104-я отдельная стрелковая дивизия, освобождая села и хутора совхоза «Реутчанский», подошла к южной окраине Верхнего Реутца. Немцы оказали ожесточенное сопротивление, но были выбиты с позиций артиллерией. Вскоре снег начал таять, обнажая трупы фашистов. А война уходила на запад...
Возрожденный военкомат взял на учет всех переживших оккупацию мужчин, тех, у кого был соответствующий возраст, призвали на фронт. Возобновилось сообщение с райцентром, а главное – заработала почта. Девушку-почтальона с нетерпением ждали на каждой улице. Гнетущая неизвестность о близких у одних заканчивалась праздником в виде самодельного «треугольника» или конверта с фронта, другие получали похоронки – и тогда в селе раздавался горький «плач Ярославны»...
По материалам Ивана МОНАСТЫРЁВА
Детство, опаленное войной
«Война застала нашу семью в Западной Белоруссии, мы жили в военном городке Подсвилье», – вспоминает Игорь Алексеевич Чертов. – Отец был красным командиром в звании капитана. Мать воспитывала троих детей: мне было пять лет, сестре Алисе – три, а братику Юре – всего пять недель».
Все ценности в одном чемодане
Из первых военных дней запомнился лишь один эпизод – проскочила полуторка с солдатами и офицерами. Ехавший в ней отец заметил меня и сбросил свой плащ.
Семьи военнослужащих срочно эвакуировали на восток. Ехали под бомбежками – железные дороги были забиты и разбиты. Мама решила добираться к родным отца в деревню Хардиково под Курском. В итоге это заняло около двух месяцев, пришлось делать огромный крюк почти до Волги.
Все наши ценности вместил небольшой чемоданчик: документы, деньги, фото, пеленки-распашонки и несколько кусочков мыла. На одной из станций мама, побежав за кипятком, потеряла нас – поезд увели на другую линию. Представляете ее ужас! Но нашла.
В деревне нас ждали. Ежедневно целый месяц мои юные тетки 15-17 лет по очереди ходили встречать нас на вокзал в Курск – а это 20 километров. У деда была большая семья: с ним оставались пятеро младших детей, пять старших жили отдельно. В небольшой хате нас скопилось 11 человек.
Немцы пришли в дождливый ноябрьский вечер. На дороге, ведущей в Курск, показались всадники в серых шинелях. Все прильнули к окнам – было страшно.
Вскоре в горнице нашей хаты разместились офицер и несколько солдат. Нашей семье оставили кухню. Нашей и соседним деревням повезло – не было боев. Немцы по-тихому пришли, а потом так же тихо ушли. У нас остановились снабженцы. С помощью местного старосты, определявшего, что с какого двора взять: корову, свинью, молоко, они обеспечивали свою часть продовольствием.
Дед до войны был председателем колхоза «1-я пятилетка», оккупанты предложили ему первому стать старостой, вызывали по этому поводу даже в Курск. Но он сумел как-то отказаться.
Жизнь в оккупации
По утрам немцы собирались возле клуба на молитву и на зарядку, бегали в трусах, что для деревни было в диковинку. Мужики до этого знали только подштанники.
Были оккупанты разные. Один мог снять грязные сапоги и окунуть в ведро с питьевой водой, заставлял бабушку их мыть. Офицер, живший у нас, иногда гладил нас с сестрой по головам, угощал конфетами. Видно, скучал по своим детям.
Хватало и страшных моментов. Пятерых девчонок угнали в Германию, вернулись лишь две. Мальчишка нашел гранату: остался без глаз и кистей рук. А еще постоянные грабежи.
Заходят немцы: «Матка, яйко!». Бабушка по-русски им объясняет: семья большая, куриных яиц нет. Фашист снимает автомат, повторяя требование. Бабка испугалась: «Сейчас, пан, сейчас». Почему-то их называли панами. По приставной лестнице бабушка лезет на чердак, где возле трубы в золе хранит около сотни яиц. Думала отделаться десятком – но немец оказался хитрее, поднялся следом и выгреб всё.
Зимой фашисты приехали к нам на санях за свиньей. Дед просил, чтобы подождали: скоро опоросится, оставим приплод, тогда и забирайте. Немцы свирепели, дедушка упирался, а мы наблюдали из окна. Когда солдат вскинул автомат с самыми серьезными намерениями, вся детвора босыми по снегу вылетела во двор с криками и плачем. Фашисты опешили, дед убежал и спрятался в погребе. Свинью, конечно, увезли.
Больше немцев боялись финнов и венгров – они вели себя как настоящие мародеры. Привезенный мамой чемоданчик мы прятали в глубокой нише под печкой. Его можно было достать только кочергой. Так нашли и забрали последнее мыло.
«Ели всё, что можно и что нельзя»
Необходимых вещей – мыла, спичек, соли – катастрофически не хватало. Чтобы растопить печку, вся деревня ходила друг к другу, делились угольками. Вместо сахара появился сахарин. Мои юные тетки ходили на сахзавод в Дьяконово, выменивали на что-то патоку. Жить становилось все голоднее. Ели все, что можно и что нельзя.
Осенью 1941-го не успели убрать часть колхозной картошки в поле. Весной ее мерзлую и полугнилую выкапывали, мыли, перетирали, выделяли крахмал, из которого пекли так называемые «чибрики». Не забыть вкус сухих растертых клеверных шапочек, добавляемых в муку для лепешек. В щи шли лебеда, крапива, листья бурака и другая зелень. Мы, дети войны, знали, какие вкусные корешки у болотной травы. Из леса приносили грибы, орехи, щавель, терн, боярышник. В соседнем дворе забивали скот. Туда ходили с ведром, собирали кровь. Бабушка жарила ее наподобие яичницы.
«Наши пришли!»
Война возвращалась – помню воздушный поединок в небе между нашим и немецким истребителями. По ночам небо стали озарять скрещенные лучи прожекторов. Советские войска гнали фашистов на запад.
Зимой немцы внезапно ушли. Снега было выше крыши – всей деревней прорубали коридор, чтобы пройти-проехать. Ночью узнали: в соседнюю деревню Тутово прибыли наши солдаты. «Наши пришли!» Многие взрослые кинулись туда, чтобы удостовериться в этом лично. Утром бойцы Красной Армии прошли по сельской улице – на санях и лыжах везли пулеметы. Всеобщую радость невозможно описать словами – люди были уверены: больше враг не вернется.
Жизнь после оккупации стала налаживаться. Но заработала почта, и регулярно стали приходить похоронки. Мои тетя Маруся и дядя Саша добровольцами ушли на фронт, помогать своим четырем братьям. Молодежь регулярно отправляли на рытье траншей, очистку аэродромов от снега, ремонт железнодорожных путей.
Поскольку во время оккупации дети не учились, я пошел в школу на год позже. До сих пор вспоминаю первую учительницу Зою Григорьевну. Сразу после освобождения деревни в одном из домов организовали комнату для занятий первых-вторых классов. По десять ребятишек садились за грубо сколоченный стол на такие же две деревянные скамейки. Писали чем попало на чем попало. Вместо чернил использовали раствор сажи, в качестве бумаги – газеты, писали между напечатанных строк.
В Тутово открылась изба-читальня – небольшая библиотека, заведовать которой назначили маму. С тех пор каждый день у меня в руках была интересная книга, а я полюбил читать. Начали приходить весточки с фронта от отца: то письмо, то перевод, то посылка. Жизнь стала лучше, жизнь стала веселей.
Игорь ЧЕРТОВ
Вверх▲
Отзывы читателей (0)
Написать отзыв▼
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 25 (1132) от 21 июня 2016 года
нашумевшее видеознай наших!
призовая акция • рекламаПодписка на «Друг для друга» завершается. Не забудьте сходить на почту!
родился в рубашке!В Курске школьник остался жив, упав с горящего балкона 6-го этажа
новости • рекламавнештатная ситуация
традиции • рекламаЯркий праздник Троицы в курском «МегаГРИННе» (+ ПРОГРАММА НА ВЫХОДНЫЕ)
коммуналкатакая работа
рев моторовтяжело в ученье...Курская область. Компьютерный сбой сорвал ЕГЭ по немецкому языку
знай наших! • рекламаЮго-Западный госуниверситет поднялся в рейтинге вузов России
спортивный туризмКурская область. На катамаранах под парусами: ветер ломал мачты
экзамены за решеткой
конный спортпроисшествияВрио замначальника управления МЧС по Курской области приговорили к штрафу в два миллиона рублей
происшествияпроисшествияпутевка на игрырекорд областивопрос–ответюридическая консультацияпрокурор разъясняетбезопасность движенияльготыженское здоровьев копилку вашего опытаполезно знать!давайте приготовим!
лицо номера • реклама
