Вспоминая о войне
Воспоминания тех, кто это пережил...
Сестру спасла малярия
«Моя девичья фамилия была Мальцева. Отец, Николай Васильевич, работал на гречзаводе. В 1941-м его сразу взяли на фронт. Мы проводили его до военного городка и больше не видели.
У мамы осталось четверо детей. Меньшему было 5 лет. Поначалу жили нормально, у нас была корова. Когда наши отступали, жгли все, и горел гречзавод. Мы принесли много горелой гречки. Когда пришли немцы, мама стала ездить по деревням, менять вещи и керосин на продукты. И я с ней всегда ездила, настолько к ней была привязана – боялась, что ее убьют. Как-то мама ушла в деревню одна, а мы остались дома. Спали в одной кровати все четверо – вместе было не так страшно. Дом был длинный, на кухне зимой жила корова. Немцы у нас не останавливались, хотя были кругом. И вот спим, налетело много самолетов, бомбят, и нам отвалило полдома.
Сестру должны были забрать в Германию, «полицаиха» ждала, когда ей исполнится 15 лет. В день рождения принесла повестку, а сестра заболела малярией. Мы с мамой поехали на товарном поезде наменять хлеба, яиц ей на дорогу. Всего наменяли, поехали обратно. Но заскочили полицаи проклятые, вытолкали нас, все забрали, даже яйца ни одного не оставили. Пришли домой пустые и печальные, но нас ждала радость. Сестру отстранили от Германии, врач дала справку, что она очень больна.
Кинотеатр имени Щепкина представлял собой разбитый дом, и там жили наши солдаты. Зима. Ни окон, ни дверей. Мы сами голодали, но варили пленным гречневую горелую кашу с разбитого завода и носили ведрами. Они, бедные, тянули руки. Но передавать еду нам не всегда удавалось, только когда стоял на посту хороший немец, а не сволочь. Пишу, а слезы льются ручьем, не дай Бог такого, что я видела в 12 лет. С уважением, Надежда Николаевна Епифанова, 74 года (Курск, В. Луговая)».
Из блокадного Ленинграда в Магадан
«Август 41-го. Я жила в Ленинграде. Брат и невестка ушли на фронт. Весь СССР был уверен: двух месяцев хватит, чтобы разгромить Гитлера. Их сынишка у отца в Осташкове. Телеграмма: «Заберите ребенка, нас выселяют, задумали прорвать плотину и затопить немцев». Еду. Ад, который пришлось выдержать, забыть невозможно. Бомбежка, гул самолетов, гудки паровоза, душераздирающие крики заживо горящих людей в разбитых вагонах. Ожидание, пока починят путь, растащат вагоны, и дикий страх, даже если звук самолета слышен в отдалении. Была слегка ранена осколком. Затем 13 месяцев в Ленинграде – голод, бомбежки, обстрелы. Жила почти рядом с судостроительным заводом, где ремонтировали подлодки. Немцы бомб не жалели.
Эвакуировалась в Караганду. Шахты. Если шахта план не имела, всю контору сгоняли под землю. Я внизу – взрыв, лечу вверх, затем падаю. Меня спасают крепежные балки – поступает воздух. Меня откапывают.
Сестра работала в Магадане, возвращаясь из отпуска, забрала меня туда. Обычно ожидание парохода занимает 7, редко 10 дней, мы в Находке просидели 2 месяца. Два месяца везли заключенных, в основном, девчонок. Голод – 1947-й, страшный год. Указ от 7/8-47: за пару морковок, свеклы, картошки (чтобы спасти детей) матерям давали до 10 лет. Но раньше было много детей, и старшие дочери шли вместо матерей (государство соглашалось с этим – молодые в лагерях будут работать). Оцепление, шел нескончаемый поток несчастных девчонок на пароходы. Начало декабря, закончится навигация – зимовать до весны. Нас обещали посадить в последний пароход, но широкий трап начинают поднимать... Толпа сметает оцепление, и мы на пароходе: я, сестра и ее двое детей 4-х и 2-х лет.
5-балльный шторм. Наш пароход – старичок. В такой шторм пассажирские суда не выпускают, но в СССР было слово «надо», и мы плывем, везем новые деньги, первая денежная реформа в моей жизни – 15 декабря. И 15-метровая стена воды непонятного цвета полусводом наклоняется над пароходиком. Он словно спичечный коробок, попавший в глубокую яму. Мы сползаем в нее, потом наверх, снова вниз. Леденящий ужас, и очень красивый вид из окна. Но, главное, мы живы».
Маргарита Алексеевна МАТВЕЕВА, 84 года (Курск, ул. Лесная).
Я не могу простить фашистов
«Люди, придумавшие организовать кладбище фашистов в Курской области, или плохо знают историю, или издеваются над теми, кто воевал и видел этот ад.
Кто их звал к нам? Считаю, что им нет прощения. Как я могу простить фашистов, если они убили моего отца (на фронте с первой минуты войны, погиб 13.04.1945 г.). Это из-за них от голода и цинги умер мой младший братик. Это они угнали батрачить в Германию моего дедушку по линии отца. Это они сожгли избу моей бабушки за то, что ее 3 сына воевали с немцами. А бабушка и 4 дочки остались без угла зимой и чудом выжили. Это они, зимуя в нашем селе в 1941–42 гг., съели все запасы продуктов, которые люди готовили себе на зиму, порезали скот и птицу. Даже собак и кошек перестреляли, развлекаясь. Это они взорвали школу, и мы после войны учились в уцелевших избах. Это на оставленных ими минах и снарядах подорвались десятки сельских пареньков.
Они разорили полстраны. А разве не им подобные издевались над памятником, установленным над прахом Героя СССР, командующего фронтом Черняховского, до той поры, пока монумент не убрали с их территории. А мы им за это кладбище? И пусть наши ветераны носят цветы? Так, что ли?
Прежде чем принимать такое решение, надо было провести среди населения области референдум по вопросу надобности такого кладбища. А деньги и все необходимое для проведения референдума пусть дают немцы. Иначе нельзя!»
Л. Н. Некрасова, Курск, ул. Косухина.
Вверх▲
Отзывы читателей (0)
Написать отзыв▼
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 16 (550) от 19 апреля 2005 года
В Курск приехали французский журналист и гостья английской королевы