Как корреспондент «ДДД» уходила в монастырь
Решив на несколько дней отрешиться от бренного мира, я договорилась пожить в Задонском Богородицко-Тихоновском женском монастыре. Обитель эта расположена близ города Задонска Липецкой области. В советские времена она находилась в плачевном состоянии, в 1991 году ее начали восстанавливать. Близ монастыря – чудодейственный источник, к которому стекаются верующие со всей России.
Ни здравствуйте, ни до свидания
На входе в воротах – своеобразная проходная, меня просят подождать настоятельницу. Пока осматриваюсь, монахиня дает советы: «Когда увидите матушку Зинонию, поклонитесь, а вместо мирского «здравствуйте», можете сказать «с праздником». Подходит женщина в черном одеянии, оглядывает меня с головы до пят, задерживает взгляд на джинсах: «Если собрались здесь пожить, придется соблюдать все монастырские правила – длинная юбка, платок на голову, и обязательно лобик прикройте, не то ангел-хранитель не сядет, не сможет уберечь».
Матушка кричит: «Ирина!» Подбегает молоденькая девушка в очках, игуменья просит проводить меня до кельи. С удивлением разглядываю особу лет 15 в черном платке. Она-то что здесь делает? Настоятельница опережает мой вопрос: «Она здесь с матерью. Отец ушел в соседний мужской монастырь, мать в наш, а куда еще неразумное дитя денешь? Вот и живет пока. Работает, на службах стоит, хочет тоже посвятить жизнь Богу. Она у нас – кандидатка в послушницы». Оборачиваюсь к монахине на проходной, она кивает мне и произносит: «Ангела – хранителя». Прощаться «по-мирскому» здесь тоже не принято.
«Страшное» слово – послушание
Кельи – как небольшие комнаты в двухэтажной «хрущевке». Дверь снаружи никогда не запирается. Внутри по 5–7 жестких железных кроватей – не общежительные монастыри сейчас в России редкость. Стены выкрашены наполовину голубой краской, давно небеленый потолок с трещинами в палец кое-где прикрыт свежесорванными зелеными ветками. Святой угол с иконами. На стенах – вырезки из журналов и расшитые полотнища с изображением святых. По коридору направо туалет с умывальником. Зеркал нет. «Зеркала даже Святые Отцы не благословляли – это бесовское изобретение, – поясняет Ирина, – но у некоторых монахинь есть маленькие зеркальца. Дабы опрятность соблюсти, но не на себя любоваться». Кидаю рюкзак на кровать, интересуюсь, чем можно заняться. Оказывается, сейчас час послушания. Внутренний голос шепчет: «Отдохнуть бы с дороги». Но раз решила ощутить вкус монашеской жизни, бездельничать себе не позволяю. Послушание – это работа. Ее дают настоятельницы и монахини. «Когда отрекаешься от своей воли, – по-взрослому рассуждает Ирина, – душа смиряется, видит свои грехи и преображается».
Что ж, придется поработать во славу Божью! Меня провожают в огород, где, сидя на земле, женщины перебирают лук. Пристраиваюсь рядом. Когда бы я еще этим занялась? Сорок минут вокруг непрерывно звучит на разные лады одна и та же фраза «Господи, помилуй!» Мой не искушенный в таких делах ум начинает закипать. Повторяю про себя: «Терпение и смирение »
Молитва на завтрак, молитва на обед
Следующее испытание – трехчасовая служба. Справа от иконостаса отделяется красным шнуром место для монахинь. Там в два ряда стоят стулья. Одна из монахинь выходит к алтарю, раскрывает ветхую церковную книгу и громко, нараспев читает молитву. Все крестятся, сестры бьют земные поклоны. У них невероятно белая кожа, на головах шапочки: цилиндрические – камилавки, и сплюснутые с боков – скуфьи. По старому уставу, одежда должна быть из натуральных материалов: шерсть либо хлопок, но, ввиду дороговизны, сейчас используется в основном синтетика. Молитва прерывается пением. Я кладу поклоны вместе со всеми, начинают затекать ноги. К концу третьего часа батюшка, обдавая прихожан фимиамом, обходит церковь с кадилом. Покорно преклоняю голову, краем уха слыша от соседки: «Скоро закончится». После службы – ужин в трапезной. На столах еда с того самого огорода – вареный картофель с луком, пресный хлеб. Теперь свободное время, иду в келью, где со мной живет бабушка Мария – бодрая седая старушка лет 80. Она уже сидит в ночной рубахе на постели, держит железный крест в локоть длиной. Крестит кровать, подушку, проводит по своему лицу, рукам, груди. Затем поворачивается ко мне: «Слаба на глаза, прочитай-ка, внученька, по книжке молитву на ночь». Так, думаю, попала. Внеурочная христианская практика. Но смирение уже усвоено, раскрываю молитвенник и с выражением читаю. Время от времени она поправляет меня, по-видимому, знает тексты наизусть. Полчаса монотонного полупения умиротворяют. Вдруг понимаю, что безумно устала и хочу спать. На часах 21.00. Укутываюсь в тонюсенькое одеяло, и вдруг громкий голос за дверью заставляет вздрогнуть: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». Это особо радивые православные так в келью входят. Вторю ему: «Помилуй мя, грешнаго » Спать!
Не хотелось покидать обитель
Решила встать в пять часов утра и пойти купаться в Святом источнике. Страшновато немного – как никак вода 4 градуса зимой и летом, но ничего, испытание выдерживаю достойно, даже три раза ныряю с головой. Когда шагаю обратно, перед монастырем с восхищением замираю: в зыбком утреннем воздухе горят золотом кресты на храме, кажется, что от них волнами исходит энергия. Слышу гонг во дворе: «На молитву!»
Более красивого зрелища не видела никогда. Ну нет в других храмах подобной суровой торжественности, как в православных. Отблески свечей на лицах. Монахини и прихожане читают молитву на коленях. С каждой минутой окна заметно светлеют. В последующие три часа начинаю понимать смысл некоторых молитв, даже знаю теперь, когда положено креститься.
Вместо утреннего послушания, с благословения настоятельницы (здесь, кстати, все делают с благословения, даже в душ ходят), уединяюсь с сестрой Ольгой в келье Тихона Задонского – покровителя монастыря. Меня интересует иерархия монашеских чинов. Сидя на дощатом полу, Ольга вещает: «Когда заканчивается испытательный срок, надевают подрясник и принимают в число сестер. Вторая ступень – иночество. Под определенные молитвы выстригаются крестом волосы на голове. Третья и четвертая ступень – монашество и скимонашество».
– А как обряды посвящения выглядят?
– Не обряд, а святое таинство. Обряд – не божье слово. Когда посвящают в монахини, человек от внутренних дверей храма ползет по-пластунски до алтаря, делает три передышки, во время которых молит Бога.
Разглядываю ее спокойное лицо.
– А что вас заставило уйти сюда?
– Любовь к Богу. Муж, дети, суета мирской жизни не позволили бы полностью посвятить себя Отцу. А здесь необходимый покой и уединение.
– И что же, обратно не тянет?
– Кто хоть раз вкусил монашеской жизни, ничего другого уже не захочет.
В какой-то момент и мне захотелось остаться здесь. Никуда не спешить, потому что некуда. Не повышать голоса. Но моего «благочестия» хватило ненадолго. Я снова на послушании. Чищу картофель С завистью смотрю на тех, кто приехал сюда на экскурсию. Не покидает чувство безысходности, что я здесь навсегда. Хочу вина, хорошей компании, громко смеяться. Просто хочу есть А завтрак в 2 часа дня. Беру в руки следующую картофелину: через труд и смирение пытаюсь проложить себе тропу к Богу.
Главное искушение – телевизор
На вечерней службе исповедываюсь. Батюшка поясняет, какие грехи бывают. И называет главным искушением современного человека телевизор. Становится обидно за своих коллег. Дожидаюсь очереди, влезаю батюшке под епитрахиль (покрывало такое) и начинаю смиренным голосом: «Грешна Журналистка я » «Ах, какое искушение, – причитает он, – дай Бог, чтоб во благо людям писала». Следующее таинство – помазание. Народ целует икону, руку батюшке, тот ароматным маслом оставляет крест на лбах прихожан. Когда чувствую прохладное прикосновение кисточки и слышу: «С праздником», на глаза почему-то наворачиваются слезы. Отхожу в смятении. Что это, благодать Божья?
Вечером гуляю по окрестностям. Снова к источнику, там толпятся люди. Слышу такой разговор:
– Какую бы иконку дочке купить, чтобы она удачно познакомилась с молодым человеком?
– Да, и замуж бы вышла
Да уж, далек наш народ от истинного понимания божественного.
На утренней молитве уже подпеваю. Но надо ехать домой. Прощаюсь с настоятельницей, осеняю себя крестным знамением за воротами, застегиваю лямки рюкзака и бреду вверх по дороге. Вот она, моя жизнь. Монастырь – это не для меня. Я люблю свободу, простор полей, утреннюю суету. И людей.
Анна НАРЫКОВА