Царские особы и повстанцы. Кого ссылали в Курскую губернию
Наверняка вы знаете легенду о преступниках и дамах легкого поведения, которых ссылали в Курскую губернию. А куда же их было еще отправлять в XVIII–XIX веках, как не сюда. В то время наш регион для этих целей был удачно расположен – вдали от границ государства. Вот и стал он удобным местом для содержания преступников и ссыльных. Среди них были и польские повстанцы, и кавказские горцы, и даже коронованные особы. Об этом в книге «Страницы истории Курского края» подробно рассказали главный хранитель фондов Александр Зорин и заведующий экспозиционным отделом областного музея археологии Андрей Шпилев.
Убийство генерал-майора И. П. Лазарева1460 рублей на содержание грузинской царицы
2 июня 1803 года курский губернатор Александр Веревкин получает сообщение, что в Курскую губернию под надзор отправляют высланную из пределов Грузии царицу Марию Георгиевну. Она принадлежала к одному из знатнейших грузинских родов, была супругой Георгия XII, последнего царя Картли и Кахетии. Именно он в 1800 году обратился к российскому императору с прошением, заявляя, что «усердно желает с потомством своим, духовенством, вельможами и со всем подвластным ему народом однажды навсегда принять подданство Российской империи, обещаясь свято исполнять все то, что исполняют россияне».
«После его смерти и окончательного включения Грузии в состав Российской империи многочисленные представители царского семейства стали создавать трудности новой администрации, – поясняет Александр Зорин. – Было принято решение выслать жену и детей последнего царя вглубь России. Однако Мария Георгиевна решительно воспротивилась этому решению, задумав бежать... Царицу попытались взять под стражу и вывезти из Тифлиса. Но Мария Георгиевна со своими детьми оказала сопротивление. В ходе вспыхнувшей ссоры генерал Лазарев был убит – удар кинжалом нанесла ему сама царица. Это и послужило причиной высылки ее в Курскую губернию».
В императорском повелении, полученном губернатором Веревкиным, говорилось следующее: «Грузинской царице Марии, учинившей убийство из мщения и злобы генерал-майору Лазареву, и дочери ее царевне Тамаре, на равное злодеяние покусившейся, назначить пребывание с семейством их в Белгородском Рождественском монастыре...»
– Вместе с матерью в Белгород должны были прибыть и ее дети: царевичи Михаил, Джебраил, Окропир, Ираклий, Илия и царевны Тамара и Анна, а также несколько грузинских князей, дворян и дворянок, священник с дьяконом и грузинская прислуга, – перечисляет Зорин. – Царице Марии было назначено содержание 1460 рублей в год, царевичам и царевнам по 730 рублей, князьям по 365 рублей, дворянам по 182 рубля 50 копеек, лекарю и священникам «сообразно полковому положению» – по 300 и 120 рублей соответственно. Выделялись также деньги на отопление и освещение.
Губернатора Веревкина беспокоило то, что в женском монастыре пришлось поселить и мужчин из свиты царицы. Но куда больше его тревожили сведения о том, что грузинское семейство привезло с собой сабли. Он даже отправил запрос белгородскому городничему, который успокоил Веревкина, сообщив, что четыре сабли были изъяты, а само семейство «жизнь ведет кроткую, с соблюдением во всем благопристойности».
Производила сильное впечатление своей наружностью
Согласно рассказам, записанным известным курским краеведом Анатолием Танковым со слов его деда, «на городских улицах царицу можно было видеть весьма редко. Желавшие на нее посмотреть отправлялись по воскресным и праздничным дням в церковь женского монастыря, где иногда бывала и Мария Георгиевна. Там она слушала литургию на особо устроенном месте с членами своей семьи... Царица молилась усердно и не раз во время службы опускалась на колени. Высокого роста, стройная, со строгими, выразительными чертами лица, с крючковатым носом, она производила сильное впечатление своей наружностью. Дочь ее Тамара не особенно походила на мать, имела тип восточной красавицы; немало было поклонников ее красоты, но девушка держала себя гордо и недоступно. Одевались мать и дочь в национальные грузинские костюмы. На голову надевалось покрывало в виде фаты, из белой кисеи у матери и из золотистой у дочери. Покрывало ниспадало на спину и почти доходило до пола. На платье, отделанное куньим мехом, набрасывался зеленого или красного цвета кафтан, обшитый золотым позументом и бахромой и опоясанный шелковым кушаком синего или розового цвета. Подол платья был отделан белым атласом, а ноги обуты в синие бархатные башмаки. Находясь вне дома, царица и царевна носили на головах большие платки. Мария Георгиевна никогда не расставалась с черепаховой табакеркой, из которой частенько нюхала табак. Царевичи, князья и дворяне ходили также в национальных костюмах: в круглых шапках из калмыцкой черной смушки, в кафтанах, подпоясанных цветными поясами и отделанных золотым позументом, в шелковых красных рубашках, нешироких шароварах, белых шелковых чулках и сафьянных сапожках...»
Ссыльным позволялось прогуливаться по городским улицам, но выезжать за пределы Белгорода права они не имели. Загородные прогулки были разрешены им лишь в последние два года пребывания в монастыре. При этом царица должна была заранее оповещать об этом городничего, который расставлял конвой по пути ее движения. Спустя некоторое время царевичей было приказано отправить в Петербург, где они получили воспитание и образование за казенный счет.
– Царица не рассчитывала задержаться здесь надолго, – пишет Александр Зорин. – Однако, расставшись с сыновьями, Мария Георгиевна прожила в Рождественском монастыре до 1811 года, когда ей наконец было разрешено переехать в Москву. Скончалась Мария Георгиевна в 1850 году и была погребена в древней усыпальнице грузинских царей в Мцхете в соборе Светицховели.
«На этапе (Арестанты)». Художник Я. Мальчевский. На картине изображены осуждённые участники польского восстания«Обходиться с ними ласково, без всякого стеснения»
– Спустя восемь лет после отъезда из Белгорода грузинской царицы в Курск прибыли новые представители кавказской знати, на сей раз мусульмане, – читаем в книге «Страницы истории Курского края». – В июне 1819 года курский губернатор Алексей Кожухов получил сообщение о ссылке в Курск майоров Насиб-султана Шамшадильского и Мустафы-аги Казахского. Было предписано «поместить их в пристойной квартире, обходиться с ними ласково, без всякого стеснения, возложив на полицию строгую обязанность иметь за поведением их всегда наблюдение, чтобы они не скрылись». Оба ссыльных принадлежали к числу правителей так называемых татарских дистанций – мусульманских владений по южным окраинам Грузии. Их правители, являвшиеся измельчавшими потомками древних ханских родов, носили титул агаларов. Командующий Кавказским корпусом генерал Алексей Ермолов стремился ограничить власть агаларов и усилить значимость российских приставов...
Стали распространяться слухи о грядущем увеличении податей и распространении на мусульманское население рекрутской повинности... Чтобы пресечь волнения, Ермолов распорядился арестовать «двух главнейших коноводов смут» – Насиб-султана Шамшадильского и Мустафу-агу Казахского».
Это произвело на жителей шамшадильской дистанции «тяжелое впечатление», и в его владениях «царили смятение и плач». Жители даже намеревались отбить султана по дороге... Известие о высылке агаларов в Россию поставило обе дистанции на грань открытого восстания. Ермолову сообщали: «В Шамшадилях возмущение общее, и если не отложится отправление Насиб-бека в Россию, то потеря Шамшадиля неизбежна; такой жертвы для одного человека делать не должно». Однако Ермолов не пошёл ни на какие уступки. Он заявлял: «Объявите народу, что султан ссылается в Россию только на время, с тем, что впоследствии он может быть возвращён в свой дом. Но малейшее движение народа – и шамшадильцы никогда не увидят его возвращения. Скажите, что безрассудные их угрозы порезать своих детей и уйти за границу не только не принесли султану пользы, но, напротив, ускорили его отправление, ибо правительство, презирая ничтожность их угроз, нынешний же день выслало его в Россию». Тем не менее волнения продолжались. На имя Ермолова шли рапорты, в которых говорилось, что «...огромные толпы являются на дороге и несут с собою не оружие, а детей и жён своих на жертву… Народ присягнул, что не поднимет оружия, а истребит хлеб свой и скот, принесёт в лагерь умерщвленных детей и женщин и будет спасаться бегством. Вообще лозунг народа один: «Насиб-султан или смерть!»
«Здешний климат поверг нас в болезни»
– Между тем ссыльные агалары прибыли из Тифлиса в Курск, – читаем в книге. – Поскольку свободных казенных квартир в городе не оказалось, губернатор нанял для ссыльных трёхкомнатное помещение в доме мещанина Дружинина. Ещё до приезда ссыльных в Курск на их содержание из Тифлиса было переслано 2000 рублей. Крупные суммы переводились с этой целью в Курск и в дальнейшем. Насиб-султан и Мустафа поддерживали регулярную переписку со своими родственниками... Однако самим Насибу и Мустафе жизнь в Курске пришлась не по нраву. Они жаловались на то, что «здешний холодный климат поверг нас в болезни». Особенно же их угнетало отсутствие единоверцев.
В 1822 году агалары просили губернатора ходатайствовать о переводе их в Крым или в Астрахань. На это все тот же Ермолов отвечал категорическим отказом. Он считал, что, приблизившись к границам России, они «могут найти случай к побегу или же иметь неблагоприятные и вредные для российского правительства сношения с единоверцами. Не пожелают ли они местом своего пребывания выбрать Казань, где есть мечети и муллы?» Спустя время Мустафа-ага воспользовался этим предложением и переехал в Казань, где и скончался. Оставшийся в Курске Насиб-султан просил в 1824 году позволения переехать в Симбирск или Георгиевск. Ответа на это прошение в курских архивах не сохранилось, и дальнейшая судьба шамшадильского агалара неизвестна.
Кроме кавказцев, в Курск ссылали и жителей другой беспокойной окраины империи – Польши. «Среди них встречались как рядовые повстанцы и заговорщики, так и заметные военные и политические деятели», – рассказывает Александр Зорин.
Наибольшее число польских ссыльных оказалось в Курске во время Январского восстания 1863 года. Пленные повстанцы отбывали наказание в курской арестантской роте, трехэтажное здание которой стояло за Московскими воротами на месте современного медицинского университета. В 1867 году 95 осужденных поляков были высланы на родину, часть отправили в ссылку в Тобольскую и Енисейскую губернии. Но некоторые остались в Курске, увеличив численность местной польской общины. «Поляки в Курске селились, как правило, по Лазаретной, Золотой, Нижней и Верхней Гостиным улицам, – поясняет Зорин. – К 1868 году количество прихожан-католиков выросло до 3362 человек, и приход был официально зарегистрирован. Это дало возможность ходатайствовать о постройке костёла, который и был возведен в 1896 году. Он поныне не только украшает Курск, но и служит напоминанием о событиях, столь своеобразно связавших некогда Польшу с Курской губернией».
Подготовила Александра БЕРЕГОВАЯ
Вверх▲
Отзывы читателей (0)
Написать отзыв▼
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 13 (1380) от 30 марта 2021 года
городская среда
региональный парламентДепутаты утвердили новый порядок выплат на детей от 3 до 7 лет
время идти на почту
на высшем уровне • рекламаМинистр природных ресурсов и экологии России оценил уникальные проекты Михайловского ГОКа
наша история
антимонопольное
преступный синдикатКурская полиция задержала группу из 17 человек, распространявших наркотики
смертельный скандал
трагедия на дороге
огненная стихия
«сражение на скале»
большой баскетбол
возвращение футбола
драгоценный клинок
мяч над сеткой
пьедестал почета
коммунальные услугиКурянин отсудил у «Квадры» компенсацию за отсутствие горячей воды
квартирный вопрос
юридическая консультация
пфр разъясняет
услуги жкх
вопрос прокурору
невидимая угроза
природа очистилась...
советы врача
домашние растения
вкусно и полезно
