Долгожитель из Суджанского района. Семену Лондаренко исполнилось 102 года!
По данным регионального отделения Пенсионного фонда России, в Курской области проживают 40 человек, перешагнувших 100-летний рубеж. Из них 37 женщин и трое мужчин. В этом номере мы расскажем о жителе деревни Бондаревка Суджанского района Семене Сергеевиче Лондаренко, которому исполнилось 102 года.
«На мне, 12-летнем, оказалось все хозяйство»
Глядя на Семена Сергеевича, никогда и не подумаешь, что родился долгожитель еще до революции, в далеком 1915 году. «Недавно дедушка лежал в больнице в Курске, – говорит его внучка Любовь Несмачная. – Так врачи из других отделений приходили посмотреть на него – не могли поверить, что ему 102 года. Они же ожидали увидеть дряхлого старичка. Да не тут-то было!» Семен Сергеевич действительно выглядит гораздо моложе своих лет. В чем секрет, мы постарались у него выяснить.
– Родился я в этом самом доме, – говорит наш собеседник. – Нас пятеро детей было, хозяйство большое – лошади, две коровы, овечки, свиньи, 50 колодок пчел... А когда началась эпидемия тифа и холеры, все, кроме меня и деда, слегли. Старшие брат с сестрой умерли. Это в 1921 году было, мне тогда годков шесть исполнилось. Пришлось деду по хозяйству помогать. Помню, кобыла вороная у нас была – Машка. Ляжет на землю, опустит голову, я хватаю ее за гриву, а она р-раз, поднимается, и уже я на спине.
Говоря об этом, Семен Сергеевич начинает улыбаться. Но как только вспоминает о репрессиях, которые последовали в 1927 году, вновь становится серьезным. «Купцов, священников стали арестовывать и куда-то угонять, скотину забирали, – говорит он. – Время жуткое было – брат брата убивал, батька – сына, грабеж вокруг... Да, страшно было, а куда деваться? Справлялись как-то. К тому времени старший брат женился, стал жить отдельно со своей семьей. А тут еще отец ушел от нас, и на мне, 12-летнем, оказалось все хозяйство. Ходил в милицию дежурить, мост наравне со взрослыми мужиками строил. Это была обязанность, за которую деньги не платили. Запрягай коня, отправляйся в лес, руби дрова и вези на стройку моста. А куда деваться – я же главный в семье остался. Порой лучше взрослых работал – норму выполнял! Так еще и по хозяйству надо было управляться – ведь что на своей земле выращивали, тем и жили. Только керосин и соль покупали. И как-то решил съездить в Харьков – думал, найду там работу и учиться буду. Только недолго я там пробыл – заехал на конный базар. И как напали на меня «уркачи» – забрали все, что было, бить начали. Подходит их атаман – не трогайте его, паренек крепкий, к себе возьмем. Стал я проситься до барака дойти, мол, вещи хоть свои заберу и сразу к вам, в банду. А сам на вокзал – и домой! На этом и закончилась моя поездка в город. Ну хоть на трамвае за три копейки прокатился. А осенью завербовался в Москву строить военную академию. Назначили меня помощником десятника, низшего начальника на строительстве, – все-таки четыре класса образования было. Видели, что с обязанностями справлялся хорошо, отправили меня учиться. А потом я попросился в отпуск – нужно же было родным в деревне помочь с посевной. И стал председатель колхоза меня расспрашивать, чем я в Москве занимаюсь, что умею делать. Выслушал и заявил: увольняйся со стройки и приезжай строить колхоз. Не вернешься – семья останется без земли, обрежу огород по самый сарай, да еще и скотину запрещу на пастбище пускать. Деваться некуда – вернулся в деревню, начал строить в колхозе конюшню, потом коровник... А знаете, как тогда животноводство развивали? Да очень просто: у кого-нибудь в хозяйстве корова отелится, и теленка сразу же забирали на ферму. Так мы и жили».
«Месяц провел в концлагере, чуть концы не отдал»
О том, что началась война, Семен Сергеевич узнал от сестры. «Поехал на станцию ее встречать, она из Москвы ехала, – рассказывает долгожитель. – Бросилась она ко мне со слезами, обняла: «Здравствуй, братик, и прощай». «Ты чего прощаешься?» – говорю. «А ты разве не знаешь? Немец перешел границу, война началась». И только я вернулся в деревню, приходят повестки. Собрали нас, выдали обмундирование, по 30 рублей вручили. Сначала отправили в учебный батальон – сержанта из меня готовили. Спустя время вызывают в штаб – пошлем тебя учиться на офицера. «На какого?» – спрашиваю. – «На офицера пехоты». – «Так не пойдет, – говорю. – На артиллерийского пойду, в пехоту – нет». Это очень не понравилось командованию: приказали собирать вещи, и через два часа я уже был в поезде. Отправили нас, молоденьких сержантов, на фронт. Вскоре взвод наш разбили, я чудом спасся. Не знал, что делать, в какую сторону бежать и кого искать. Так что принял решение добираться до дома, а там видно будет. И таких, как я, много было. Когда вышли на дорогу в сторону Обояни, немцы нас начали задерживать и погнали в концлагерь, который в Сумах располагался. Месяц там провел, чуть концы не отдал. 16 тысяч человек там от холода и голода умерли... Удалось мне передать письмо домой, чтобы жена хотя бы знала, где нахожусь. Вскоре сама пришла в концлагерь, привезла одежду, обувь. А потом пошла к коменданту – умоляла отпустить меня, мол, никакой я не коммунист, ручаются за меня в деревне. И случилось чудо – наложили резолюцию: отпустить!»
Действительно, тогда были случаи, когда заключенных, находящихся за колючей проволокой, по просьбе родственников отпускали домой. Забрать человека из концлагеря можно было под поручительство соседей, сельских старост и других представителей местной власти.
– Шли мы очень долго, заходили по пути в деревни, просились на ночлег, – продолжает Семен Сергеевич. – Только пускали очень редко и неохотно. А я же еще грязный, вшивый! Знаете, сколько на мне вшей было? Рукой по телу проводишь – и полная ладонь паразитов! А когда домой добрались, новая напасть – гнить начал. Несколько месяцев мучался, но оклемался все-таки, выжил.
В 1943 году Семен Лондаренко снова оказался на фронте. «Когда уезжал из Бондаревки, матери и жене сказал: «Чтобы ни одной слезинки! Прощаемся и идите до дома. Счастье будет – жив останусь, а убьют – так тому и быть», – вспоминает он. – Стал я замковым – это второй номер при орудии после наводчика. И обратил внимание, что в гаубице есть недочеты: там специальная пластинка поднимается, чтобы снаряд не цеплялся. Раза два выстрелишь, и начинает заедать – приходилось разбирать орудие, чистить. И увидел в газете заметку, где обращались к артиллеристам с вопросом, что можно изменить в орудии, чтобы оно работало лучше и эффективнее. Написал письмо, где изложил свои идеи, предложил пластинку сделать монолитной. А спустя несколько месяцев получили мы новые гаубицы. Открываю замок, а там по моему методу сделано! Позднее выяснилось, что мне за это даже благодарность объявили и премию выписали. Только до меня она не дошла, прикарманили».
О войне Семен Сергеевич может рассказывать часами. Ведь забыть пережитое невозможно: как в окружение попали, как погибали товарищи, как голодали и выживали... «А когда началась Курская битва, мы стояли под Краснопольем, – продолжает Семен Сергеевич. – Перекинули нас под Белгород. Немец как попер: танки, самолеты – небо черное, все гудит, земля горит! Жутко было! Но главное, мы перешли в наступление, погнали фашистов. И именно после Курской битвы немец нас стал бояться. А победу я встретил в Потс-даме, совсем немного до Берлина не дошел».
«Я на фронте не пил, а уж сейчас и подавно не буду»
После войны Семен Лондаренко вернулся в родную деревню, всю жизнь проработал в колхозе. «Умел многое: повозки на деревянном и железном ходу делал, плотничал, строил свинарники. Работал всю жизнь за двоих, тяжелого труда не боялся, не пил и не курил. Хотя по молодости как-то попробовал папиросу, – усмехается Семен Сергеевич. – Был у нас такой дед Микола – постоянно крутил папироски, у него коробочка специальная с табаком при себе всегда была, бумажки. И как-то он мне скрутил папироску – попробуй, малец. А на мне была новая рубаха – мать купила в магазине. По тем временам это такой дефицит был! Искры посыпались и дырку прожгли прямо на груди. Проволокой ткань скрутил кое-как, все надеялся, что мать не заметит. «Это что у тебя такое?» – всплеснула она руками. «Мам, не ругай меня, рубашка сгорела». И так мне стыдно стало, что поклялся ей никогда больше не курить. И слово свое сдержал. Даже на фронте в землянке солдатам не разрешал курить, на улицу их выгонял. Я же и водку как-то по малолетству попробовал. И тоже – первый и последний раз. Лет 16 или 17 мне тогда было. Был у нас такой старший приятель – Королек, покоритель девок. Привел он нас, пацанов, в город на танцплощадку. Ну и угостил. Как стало мне плохо, водка обратно просится, ноги заплетаются. И женщины на улице, видя, в каком я состоянии, заметили: «Вы гляньте, бабоньки, дурака ведут, нажрался-то как». Обидно стало – не захотел я дураком быть. И больше к этой гадости не прикасался!»
– Даже по праздникам – ни грамма, – замечает внучка долгожителя Любовь Владимировна. – На 9 Мая мы собрались у него дома, стол накрыли. «Дедушка, иди фронтовые сто грамм выпей», – зовем его. А он в ответ: «Еще чего! Я на войне не пил, а уж сейчас и подавно не буду». Он и таблетки не пьет! Вот недавно лежал в больнице. Когда забирали его домой, доктора сказали соблюдать строгую диету, выписали лекарства. Так он, как только полегче стало, приказал выбросить все таблетки. И потребовал привезти сало. «Нельзя, врачи запретили жирное!» – говорю ему. – «А что я тогда есть буду, как жить без сала-то?» – спрашивает. Это его любимая и основная еда – сало, лук, чеснок. Вечером еще напечет картошки – ужин готов. И спорить с ним бесполезно – если сказал, значит, так и будет. При этом он ко всему спокойно относится, что бы ни происходило, принимает это как должное.
– А что мне переживать, – улыбается Семен Сергеевич. – Главное, дети в порядке и внуки хорошие выросли. А то, что 103-й год мне пошел, наследственность «виновата»! Я, видать, в деда уродился, который 115 лет прожил!
Марина ВЕБЕР
Вверх▲
Отзывы читателей (0)
Написать отзыв▼
Архив рубрики / Другие статьи этого номера 42 (1201) от 17 октября 2017 года
Курск. «МегаГРИНН» приглашает весело провести ВЫХОДНЫЕ ДНИ!!! Программа мероприятий и КОНЦЕРТОВ!
Курск. Сделать фото с Кубком чемпионата мира по футболу можно будет в «МегаГРИННе» 21 и 22 октября